Максимальный репост. Как соцсети заставляют нас верить фейковым новостям - [23]

Проблема с этой теорией одна: ни шесть рукопожатий, ни даже два не гарантируют, что вас с Гитлером или Эйнштейном хоть что-нибудь связывает на самом деле. Как и с лучшими друзьями ваших школьных приятелей. Города-миллионники – тоже слабый аргумент: социологи много времени потратили на описание защитных механизмов, позволяющих жителю мегаполиса не знать в лицо своих соседей по лестничной клетке. «Гражданское невнимание» – это когда два человека заходят в лифт и могут позволить себе не представляться по имени, не здороваться и вообще делать вид, что другого нет рядом, все те 16 этажей, которые лифт везет обоих домой.

В деревне, когда каждый знает каждого, такое вообразить невозможно – и Данбар решил сосредоточиться как раз на таких сообществах, где обстоятельства вынуждают всех быть попарно знакомыми. Средний размер деревни времен неолита: 150 человек. Манипула в древнеримской армии: 130 воинов. Английская деревня времен Вильгельма Завоевателя (это уже XI век нашей эры): снова 150.

Поселение у современных американских традиционалистов-амишей и гуттеритов – это 110 человек в среднем; но происходит так потому, что когда жителей становится 150, старейшины обычно принимают решение разделить одну деревню на две.

«Тысячу лет назад или еще раньше мы видим в точности те же самые цифры, что и сейчас. Поэтому мы думаем, что имеем дело с универсальным паттерном. И это разумно, поскольку цифры зависят от размеров нашего мозга, точнее, от размеров его передней части, а за последние сотни тысяч лет эти размеры не менялись», – говорит Данбар{54}.

Дружбу мы привыкли считать вещью рациональной – в противоположность влюбленности или материнским чувствам. Там гормоны, а тут мы вроде сами выбираем себе собеседников, чтобы обсуждать Витгенштейна или последний сезон «Игры престолов». Но Данбар считает, что корни дружбы – такие же физиологические. «У нас в коже спрятана специальная система нейронов – эти нейроны реагируют на легкое медленное поглаживание. Они есть у всех млекопитающих. Такие поглаживания активируют эндорфиновую систему мозга, и люди или обезьяны переживают чувство единения».

Зачем механизм дружбы мог понадобиться эволюции? Еще до Данбара, в 1980-е, была популярна гипотеза макиавеллиевского интеллекта. Коллективному животному обезьяне, чтобы выжить, нужно уметь строить интриги и хорошо знать как врагов, так и тех, с кем можно скооперироваться против этих врагов. В конце концов, шимпанзе – одни из самых агрессивных животных{55} в дикой природе, волкам и медведям до них далеко. Но Данбар уверяет, что «дружба против» играет не такую и существенную роль в социальном интеллекте – не в пример более мирные слоны и киты научились дружить независимо от приматов.

«Слоны приходят в возбуждение, когда встречают знакомых, с которыми давно не виделись, – как мы, когда не виделись с кем-нибудь три-четыре года. У дельфинов все примерно так же, но их поведение не так просто понять – их социальная жизнь проходит под водой, где мы их большую часть времени не наблюдаем». Еще у дельфинов нет возможности обнять друг друга или похлопать по плечу – но, говорит Данбар, социальных поглаживаний в их мире все равно невероятно много.

* * *

Хорошие исследования часто отвечают на вопросы «как?», «почему?» и «сколько?», но оставляют за кадром вопрос «ну и что?». Окей, у мозга есть лимит в 150 друзей – ну и что? Забавно, но не страшно: на день рождения и так обычно зовут меньше. Тут самое время разобраться со словом friends, которое в английском словоупотреблении означает скорее знакомство, чем съеденный вместе пуд соли. В своей книге «Сколько друзей нужно человеку» (How Many Friends Does One Person Need?: Dunbar’s Number and Other Evolutionary Quirks) Данбар уточняет: 150 – все те, с кем вы общаетесь по крайней мере раз в год.

У вас наверняка есть знакомые, которые не верят журналистам. Медиа проплачены, журналисты врут. Годятся только сведения из первых рук. Приятель-хирург рассказывает им, почему кино про врачей – это сказки. Одноклассник-эмигрант жалуется, что жизнь на Западе – не сахар. Правдива информация только от тех, кому доверяешь.

Картине мира этих скептиков число Данбара угрожает как никому. Оно задает предел объему всех доступных из первых рук сведений о мире. Разнообразие профессий, политических убеждений, религиозных взглядов, опыта борьбы с депрессией и опыта жизни в другой стране сводится к 150 голосам, которые вы можете – и они могут – соотнести с реальным живым человеком. Причем заметная часть этих голосов включается раз в год за праздничным столом где-нибудь между разговорами о погоде и пожеланиями «приходите еще».

Facebook и Instagram сделали социальное взаимодействие вроде бы дешевле в смысле потраченных усилий. Оставить другу комментарий, сидя в вагоне метро по пути домой, проще, чем выбраться с тем же другом в кафе. В еще одной статье 2016 года{56} разбирается вопрос: правда ли, что у соцсетей есть, как сформулировал сам Данбар, «потенциал пробить стеклянный потолок», который разные естественные ограничения накладывают на умение человека дружить. Короткий ответ – нет, неправда. По результатам двух свежих опросов на тему использования соцсетей, в которых участвовало примерно 3000 взрослых британцев, ученый делает вывод, что реальный круг социальных связей в Facebook описывается все тем же числом Данбара (и слоями Данбара, о которых ниже). Хотя кажется, что благодаря интернету мы можем завязать дружбу с кем угодно в любой точке мира, мы заперты все в той же невидимой клетке. Размерами она как раз с вагон метро, куда примерно 150 человек и влезает (если, конечно, не утрамбовывать).