Макс и белые фагоциты - [4]

— Вчера, — говорит он, — целый день нечего было есть. Ни крошки во рту не было.

А потом ему улыбнулась удача: он наткнулся на каких-то туристов, и они предложили ему выпить.

— Мне пришлось из вежливости согласиться. Не мог же я сразу сказать им, что проголодался. Я все ждал и ждал, когда они пойдут есть, но они, как видно, уже поели, ублюдки. Всю ночь напролет с ними пью — а в животе-то пусто. Представляете, за всю ночь ничего не съесть?!

Сегодня мне хочется побаловать Макса. Из-за рукописи, которую я читаю, я в хорошем настроении. Все так здорово получилось… Даже не верится, что это написал я.

— Послушайте, Макс, у меня есть для вас старый костюм. Пойдемте ко мне, если не лень.

Лицо Макса светлеет. Он заверяет меня, что впредь превосходный английский костюм будет надевать только по воскресеньям. Есть ли у меня дома утюг? — вот что ему хотелось бы знать. Потому что он хочет выгладить мне костюм… все мои костюмы. Я объясняю ему, что никакого утюга у меня нет, а вот еще один костюм, возможно, скоро появится. (Мне вдруг вспомнилось, что кто-то на днях обещал мне костюм.) Макс — в экстазе. Получается, что у него будет целых три костюма. Он уже утюжит их в своем воображении. Его костюмы должны быть отлично отутюжены. Американца, говорит он, сразу видно по отутюженной складке на брюках. И по походке. Он и меня вычислил таким же образом. Да, и еще американец всегда держит руки в карманах. А француз — никогда.

— Вы уверены, что у вас будет еще один костюм? — допытывается он.

— Почти уверен, Макс… Съешьте еще сандвич. Выпейте кружечку.

— Миллер, — говорит он, — вы всегда думаете в правильном направлении. Важно не то, что вы мне даете, а то, что придумываете. В вашем присутствии у меня появляется кураж.

Кураж. Французское слово. Время от времени он любит ввернуть французское словечко. Французские слова — как велюровая шляпа: они несообразны. Особенно слово misere. Ни один француз еще ни разу не вкладывал столько misere в слово misere. Итак, в моем присутствии у него появляется кураж. И опять он говорит мне, что со мной готов хоть на край света. Что ж, мы с ним будем неплохо смотреться. (А я буду все время думать, как бы от него отделаться!) Но сегодня все в порядке. Сегодня, Макс, я готов ради вас на все! Ему, бедняге, невдомек, что костюм, который я ему предлагаю, мне велик. Он-то думает, что я великодушен. И пусть себе думает! Сегодня мне хочется, чтобы он меня боготворил. А все из-за рукописи, которую я читал несколько минут назад. То, что я написал, настолько хорошо, что я влюбился сам в себя.

— Garcon! Пачку сигарет — pour le monsier!

То есть для Макса. В данный момент мсье — это Макс. Он опять смотрит на меня с кислой улыбкой. Где же ваш кураж, Макс? Сегодня я вознесу тебя на небеса, а завтра сброшу прямо в преисподнюю. Господи, еще один день потрачу на этого ублюдка, а потом — извините! Я от него избавлюсь. Сегодня уж тебя послушаю, дружок… Можешь хоть всю ночь петь. Буду напоследок паинькой, а потом, уж не обессудь, выкину за борт!

— Еще кружечку, Макс? Не стесняйтесь, еще одну, всего одну! И съешьте еще один сандвич!

— А вы уверены, Миллер, что можете себе все это позволить?

Он прекрасно знает, черт побери, что я могу себе это позволить, — стал бы я его иначе уговаривать. Это вообще его манера вести себя со мной. Он забывает, что я не похож на его друзей с бульваров, что я не принадлежу к его постоянной clientele. А может, он записал меня в эту категорию, откуда мне знать?

У него на глазах слезы. Это всякий раз вызывает у меня подозрение. Слезы! Крокодиловы слезки! Каждая — как жемчужинка! Вот бы проникнуть внутрь и посмотреть, как работает этот слезоточивый механизм!

День великолепный. Мимо проплывают сказочные красотки. Интересно, Макс обращает на них внимание?

— Послушайте, Макс, скажите откровенно, вы с кем-нибудь время от времени трахаетесь?

— Я что?! — переспрашивает он.

— Не прикидывайтесь глухим. Я говорю, вы хоть изредка кого-то трахаете? Вы что, не знаете, что значит «трахаться»?

Макс улыбается. Слабой, печальной улыбкой — как всегда. Он смотрит на меня словно бы со стороны — как будто удивляясь, что я задаю ему такие вопросы. Ему — в его незавидном положении. Неужели при его нищете, при его страданиях подобные мысли могут его, Макса, занимать? Представьте себе, могут, время от времени эти мысли его очень даже занимают. Это ведь свойственно человеку, говорит он. С другой стороны, что можно ожидать за десять франков? Он так ненавидит себя после этого. Он бы с большим удовольствием…

— Да, понимаю, Макс. Прекрасно понимаю, что вы имеете в виду…

Я веду Макса с собой в издательство. Он ждет меня во дворе. Я выхожу с целой кипой книг. Макс выхватывает у меня книги — ему хочется их нести, чем-то мне услужить.

— Мне кажется, Миллер, что когда-нибудь вы прославитесь, — говорит он. — Ведь вовсе не обязательно сочинять такую замечательную книгу — иногда все решает везение.

— Вот именно, Макс, чистое везение. Везение, и ничего больше.

Мы идем по Рю-де-Риволи. Где-то здесь, в пассаже, находится книжный магазин, где продается моя книга. Это крошечный, похожий на игрушечный дом магазинчик, витрина заставлена книгами в красочных переплетах. Я хочу, чтобы Макс увидел за стеклом мою книгу. Хочу посмотреть, как он отреагирует.