Макиавелли - [82]

Очевидно, Никколо понял, что высказался слишком резко, и 20 декабря вновь написал Веттори, стараясь разъяснить некоторые аспекты, упомянутые в предыдущем письме. Макиавелли перечислил возможные угрозы для папы в случае сохранения им нейтралитета или выбора не тех союзников. Затем взялся страстно отстаивать свое мнение относительно альянса с Францией, альянса, который, по убеждению Никколо, возник не в силу «привязанности» (affectione), но по «разумному суждению» (guidizio saldo). Веттори ответил десять дней спустя, рассказав, что папа вместе с кардиналами Джулио и Довицци прочли оба письма, «подивились вашему уму и похвалили ваши выводы». Но тут же Франческо добавил: «Хоть кроме слов я ничего от них не добился, ибо я невезуч и не умею помогать друзьям, все же дружба столь высоких персон однажды может оказаться для вас полезной». Однако из последующей фразы становится ясно, что в действительности ни понтифик, ни кардинал Джулиано выводов Макиавелли не оценили: «Я хотел опровергнуть некоторые ваши аргументы, протянуть время и дать вам тему для рассуждений, но в силу занятости, о чем уже говорил, я отложил начатую работу; вероятно, закончив ее, я как-нибудь вышлю ее вам».

Вполне возможно, Никколо высказался правдиво, но ему уже пора было уразуметь суть флорентийской поговорки: «Правдолюбцев бьют камнями» (Le Verita attirano le sassate). Медичи не хотели объединяться с Францией и не желали слышать ничего, что хоть отдаленно попахивало республиканизмом, а страстный призыв Никколо стать на сторону французов отчасти напомнил им о «привязанности», которую испытывали многие во Флоренции. Более того, как мы убедимся позже, Лоренцо де Медичи изъявил желание освободиться от опеки понтифика и стал проводить собственную профранцузскую политику; таким образом, записка Макиавелли угодила как раз в эпицентр семейного конфликта. Никколо имел все основания винить в своих неудачах злой рок.

Макиавелли вновь упустил открывшиеся было ему возможности. В прошлый раз Веттори упомянул о возвращении во Флоренцию своего брата Паоло, который был весьма высокого мнения о Никколо, тем самым намекнув Никколо, что и для него занятие найдется. Все знали, что Паоло Веттори был близок Джулиано де Медичи, и, возможно, именно он в первые месяцы 1515 года написал «Размышления об устройстве армии» (I Ghiribizzi d'Ordinanza), краткое сочинение о реорганизации ополчения. Более того, папа решил сформировать государство, объединив земли Пармы, Пьяченцы и Модены (с любезного согласия императора в обмен на крупную сумму). Все предрекали Паоло важную роль в новой политике, и Макиавелли надеялся воспользоваться этим поворотом событий.

В письме Никколо, отправленном Франческо 31 января 1515 года, доминирует сплошной оптимизм, если не откровенное ликование: Макиавелли перечислил все советы (о том, как надлежит управлять владениями), которые Паоло по его просьбе передал Джулиано. Будучи по уши влюблен, он начал письмо с сонета, посвященного власти Купидона. Затем Никколо пошутил насчет своей переписки с Веттори, едко заметив, что те, кому в будущем суждено читать их письма, могут счесть их людьми «серьезными, целиком обращенными к вещам великим» и в то же время «легковесными, распутными и обращенными к вещам суетным». А затем добавил: «Мы лишь подражаем природе, которая столь разнообразна» (одно это раскрывает характер Макиавелли лучше любого его сочинения). Однако отнюдь не все разделяли восторги Никколо и не желали мириться с его недостатками.

15 февраля кардинал Джулио велел Пьеро Ардиньелли написать письмо Джулиано, чтобы развеять слухи о том, что он якобы собирается взять на службу Макиавелли, и напрямик заявил, что это не «послужит ни его [Джулиано], ни нашим нуждам». Кардинал решил, что подобные слухи распускал Паоло Веттори, и посоветовал Джулиано «не связываться с Никколо». Благодаря своему докладу Макиавелли стал главной политической обузой, а Паоло Веттори — персоной нон грата как для Джулио, так и для Лоренцо де Медичи. Но что еще хуже, Ардиньелли оказался дружен с давним врагом Никколо — Джакопо Сальвиати.

Надежды Макиавелли вновь рухнули, и ему оставалось только одно. В мае в сопровождении Франческо Веттори во Флоренцию вернулся Лоренцо, решивший силой высвободиться из душивших его объятий папы. Никколо ухватился за возможность втереться в доверие к правителю города: он написал вступительное письмо и, приложив его к написанной двумя годами ранее книге, исправил посвящение с Джулиано на Лоренцо. Чтобы лично вручить Лоренцо свою книжицу (opuscolo), он добился аудиенции, вероятно, с помощью Франческо (хотя мог и действовать самостоятельно, вопреки советам друга и собственным убеждениям).

Но фатум все еще преследовал Макиавелли. Он представил свое сочинение Лоренцо, но тот не проявил ни малейшего интереса, увлеченный сворой собак, преподнесенной ему в дар другим просителем. Никколо просто рассвирепел и позднее якобы говорил друзьям, что «он был из тех, кто сам мог замышлять заговоры против государя, и все же если бы [Медичи] взглянули на методы [изложенные в книге], то сподобились бы уразуметь причины всех заговоров, будто давая тем самым понять, что этой книгой он и поквитается». Раньше Макиавелли боялся, что сочинение его останется без внимания, а теперь «госпожа удача» отвела ему роль завистника.