Макамы - [38]

Шрифт
Интервал

растет, скупец, который ничего никому не дает, закон, осуждающий любого, языками затасканное слово, более отвратительный, чем грамматическая ошибка, чем вражья улыбка! Червяк ты из ямы выгребной, тяжелая шуба в летний зной! Ты «Ох!», когда хозяин вздыхает, если гость лепешку ломает! Ты икание пьяницы и рыгание, хищной птицы смердящее дыхание, забивание шершавых колов, подставка для грязных котлов, день невозвратный, проигрыш досадный!

Эх ты, моча скопца, обед слепца, нытье без конца, оборванца заступничество, ребятишкам субботнее мученичество[188], ты письмá с соболезнованием хуже, нечистот огромная лужа, ахвазское скупердяйство, рейское разгильдяйство! Клянусь Богом, если бы ты поставил одну ногу на Аравенд, другую на Думавенд, взял бы радугу в руку и стал бы чесать облака на одежду ангелов, ты все равно был бы только жалким чесальщиком хлопка!

И сказал второй спорщик:

— Эй ты, артист-обезьянщик, еврейский обманщик, отвратная вонь из львиной пасти, бывшие и небывшие напасти, собачья грызня во дворе, обезьяна, пляшущая на ковре, тыква с бобами, ничтожество, затоптанное ногами, дым нефтяной, из-под мышек запах дурной! Ты хуже, чем тот, кто объявляет развод и брачный дар обратно берет!

Эх ты, нарушенье поста, крушенье моста, грязь дорожная, обещание ложное, лихорадка, кости сжигающая, снадобье послабляющее, налет на зубах, сера в ушах! Ты привязчивей, чем веревка, дешевле фельса[189] дешевка, слезы позорней, иглы непокорней, место, откуда ноги растут, откуда руки начало берут! Ты противней, чем крыша протекающая, чем речь, ничего не означающая! Клянусь Богом, если бы ты под зад себе звезды подложил и ноги в земные пределы спустил, в Сириус бы обулся, Плеядами, словно плащом, обернулся, небесную твердь как станок бы взял и одежду из воздуха соткал, основой ткани сделал бы звезду Альтаир и сплел бы ее с вращающимся небосводом, — ты оставался бы всего лишь подлым ткачом!

Говорит Иса ибн Хишам:

Богом клянусь, я не знал, кого из них предпочесть: оба они ремесло свое знали, друг друга затейливо ругали, напористо нападали. И так не решив, кто сильнее из них, я оставил им динар на двоих, ушел — и не знаю, что сделала с ними судьба.

ПОЭТИЧЕСКАЯ МАКАМА

(сорок четвертая)

Рассказывал нам Иса ибн Хишам. Он сказал:

— Как-то в Сирии собрал я компанию — славных адибов[190] собрание. Мы стихи вспоминали, тонкости их разбирали и загадки друг другу о смысле их задавали. Тут появился среди нас некий юноша: он слушал, как будто все понимал, но молчал, словно воли себе не давал. Я сказал:

— Эй, парень, нам не нравится, что ты тут стоишь. С нами сядь посиди, а не то уходи!

Он ответил:

— Я должен покинуть вас ненадолго, потому не сажусь, но я очень скоро вернусь. Вы меня подождите, отсюда не уходите!

Мы согласились, он исчез, но вскоре вернулся и обратился к нам с такими словами:

— Ну что за речи о стихах вы ведете, какие загадки задаете! Вы меня спросите о них!

И о каком стихе мы бы его ни спрашивали, он отвечал, о каком бы хитром значении вопроса ни задавали — сразу в цель попадал. Когда же мы колчаны свои опустошили и казну свою распотрошили, он сам стал загадки нам задавать и вопросами нас атаковать[191]. Он спрашивал:

— Скажите мне, в каком стихе половина его возвышает, половина же — вниз толкает? И какой стих пощечиной награждает?

Половина какого стиха возмущается, а половина — развлекается? А какой стих весь шелудивый?

В каком стихе первое полустишие нападает, второе же — приближает? А какой стих целиком состоит из скорпионов?

У какого стиха содержание неприлично, зато он скроен отлично? У какого стиха слезы не иссякают? А какой стих целиком исчезает и только ногу одну оставляет? И у какого стиха предмет неизвестен?

Какой стих длиннее себе подобных, словно они по размеру несходны? Какой стих нельзя разрушить, а почву его — вскопать?

В первой части какого стиха совершенство его проявляется, тогда как вторая часть притворяется? В каком стихе невозможен счет? Какой стих тебе радость несет?

Известен ли стих, который в мировой простор не вмещается? У какого стиха половина смеется, половина терзается? В каком стихе если ветку качнешь, его красоту убьешь? А какой стих когда сочинится, то смысла лишится?

Какой стих, если дать ему ускользнуть, неверный выберет путь? Мед какого стиха в себе заключает отраву? В каком стихе хвала приносит дурную славу?

В каком стихе сладость слова источают, а то, что под ними, — огорчает? Что за стих, где развязка в завязку превращается и наличность в нем проверяется? Что за стих, половина которого — удлинение, половина другая — отклонение? А стих, половина которого — возвышение, возвышение же его — оскорбление?

Что за стих, который читается как хвала, а если с конца — как порочащая молва? Какой стих за молитву может сойти, когда ты на опасном пути? А какой стих овцы съедят, когда захотят? Какой стих если в голову попадает, то зубы передние раздробляет?

Какой стих тело свое подымает, тут же падает и засыпает? Какой стих, если кто его растягивать станет, на шесть ратлей потянет? А какой уменьшиться хочет, но разрастается, а какой удалиться готов, но возвращается? Какой стих разрушил Ирак, а какой — завоевал Басру?


Рекомендуем почитать
Кадамбари

«Кадамбари» Баны (VII в. н. э.) — выдающийся памятник древнеиндийской литературы, признаваемый в индийской традиции лучшим произведением санскритской прозы. Роман переведен на русский язык впервые. К переводу приложена статья, в которой подробно рассмотрены история санскритского романа, его специфика и место в мировой литературе, а также принципы санскритской поэтики, дающие ключ к адекватному пониманию и оценке содержания и стилистики «Кадамбари».


Рассказы о необычайном. Сборник дотанских новелл

В сборник вошли новеллы III–VI вв. Тематика их разнообразна: народный анекдот, старинные предания, фантастический эпизод с участием небожителя, бытовая история и др. Новеллы отличаются богатством и оригинальностью сюжета и лаконизмом.


Лирика Древнего Египта

Необыкновенно выразительные, образные и удивительно созвучные современности размышления древних египтян о жизни, любви, смерти, богах, природе, великолепно переведенные ученицей С. Маршака В. Потаповой и не нуждающейся в представлении А. Ахматовой. Издание дополняют вступительная статья, подстрочные переводы и примечания известного советского египтолога И. Кацнельсона.


Тазкират ал-аулийа, или Рассказы о святых

Аттар, звезда на духовном небосклоне Востока, родился и жил в Нишапуре (Иран). Он был посвящен в суфийское учение шейхом Мухд ад-дином, известным ученым из Багдада. Этот город в то время был самым важным центром суфизма и средоточием теологии, права, философии и литературы. Выбрав жизнь, заключенную в постоянном духовном поиске, Аттар стал аскетом и подверг себя тяжелым лишениям. За это он получил благословение, обрел высокий духовный опыт и научился входить в состояние экстаза; слава о нем распространилась повсюду.


Когда Ану сотворил небо. Литература Древней Месопотамии

В сборник вошли лучшие образцы вавилоно-ассирийской словесности: знаменитый "Эпос о Гильгамеше", сказание об Атрахасисе, эпическая поэма о Нергале и Эрешкигаль и другие поэмы. "Диалог двух влюбленных", "Разговор господина с рабом", "Вавилонская теодицея", "Сказка о ниппурском бедняке", заклинания-молитвы, заговоры, анналы, надписи, реляции ассирийских царей.


Средневековые арабские повести и новеллы

В сборнике представлены образцы распространенных на средневековом Арабском Востоке анонимных повестей и новелл, входящих в широко известный цикл «1001 ночь». Все включенные в сборник произведения переводятся не по каноническому тексту цикла, а по рукописным вариантам, имевшим хождение на Востоке.


Дневник эфемерной жизни (с иллюстрациями)

Настоящее издание представляет собой первый русский перевод одного из старейших памятников старояпонской литературы. «Дневник эфемерной жизни» был создан на заре японской художественной прозы. Он описывает события личной жизни, чувства и размышления знатной японки XI века, известной под именем Митицуна-но хаха (Мать Митицуна). Двадцать один год ее жизни — с 954 по 974 г. — проходит перед глазами читателя. Любовь к мужу и ревность к соперницам, светские развлечения и тоскливое одиночество, подрастающий сын и забота о его будущности — эти и подобные им темы не теряют своей актуальности во все времена.


Мэн-цзы

Древнекитайский философ Мэн Кэ (372–289 гг. до н.э.), известный чаще как Мэн-цзы – «Учитель Мэн», считается самым блестящим представителем конфуцианского учения после его основателя Конфуция (551–479 гг. до н.э.). Учение Конфуция им самим нигде систематически не изложено и дошло до нас в передаче учеников, сопоставивших свои записи и скомпоновавших из них книгу «Суждения и беседы» («Лунь юй»). «Лунь юй» и «Мэн-цзы» – эти две книги являются наиболее полным изложением взглядов основоположников конфуцианского учения Кун Цю (Конфуция) и Мэн Кэ (Мэн-цзы). В настоящем томе вниманию читателя предлагается полный русский перевод второго из двух важнейших памятников древнекитайской конфуцианской мысли, выполненный китаеведом классической школы В.