Махтумкули - [160]

— Я вас спрашиваю! — рявкнул Атаназар, надвигаясь на вздрогнувшего хана всей своей громадой. — Отвечайте, когда у вас требуют ответа!

Тачбахш-хан жалко улыбнулся.

— Шайтан, сынок, будь он проклят!.. Шайтан проклятый мутит разум человека!..

— Неужели шайтан? — всплеснул руками Атаназар.

— Истинно так, сынок! Это он человека с пути сбиваем разные плохие мысли внушает… Проклятие шайтану!

— Так-так, — сказал Атаназар, щурясь. — Значит, шайтан, говоришь?.. А ну, джигиты, освободите его от шайтана… вместе с головой! А труп шакалам выкиньте!

Двое парней схватили Тачбахш-хана под руки и поволокли прочь. Бороздя пятками землю, хан истошно, в смертельном ужасе завопил:

— Сынок!.. Жертвой твоей буду — не убивай!.. Клянусь аллахом, я не виноват! Клянусь верой своей!.. Ради пророка, прости мою вину мне, сынок! Пожалей ради детей моих!..

Атаназар подмигнул джигитам и те, посмеиваясь, выпустили Тачбахш-хана. Он опрометью кинулся к Атаназару, упал к его ногам и, плача, полез целовать сапоги.

Брезгливо морщась, Атаназар сказал:

— Встаньте! Не к лицу валяться человеку, который близок к шахам! Встаньте, говорю вам!

Тачбахш-хан робко поднялся на колени.

— Вах, проклятие всем шахам, сынок! Правду говоришь ты, что бедный люд не виноват, от шахов вся беда идет… Только от них!

С трудом сдерживаясь, чтобы не рассмеяться, Атаназар прогудел:

— Искренне говорите?

— Клянусь аллахом, сынок! — страстно поклялся Тачбахш-хан. — Верой своей клянусь!

— Ну, тогда ладно, — сказал Атаназар, пряча улыбку, — прощаю тебе твою вину… Шатырбек, кстати, где?

Сразу повеселевший Тачбахш-хан, к которому постепенно возвращался его горделивый вид, ответил не задумываясь:

— Это тоже подлец из подлецов, сынок! Вчера повел нас сюда, а сам взял да и в крепость уехал, вроде бы по делу. А какое у него дело в крепости? Просто счастливый — повезло ему! А во всем он, только он один виноват! А мы — что? Нам как прикажут… Ты поэта Махтумкули знаешь, сынок?

— Доводилось встречаться, — осторожно сказал Атаназар.

— Вот у него и спроси! Он — правдивый человек, все тебе о нас расскажет!.. Он…

Один из джигитов что-то тихо сказал Атаназару на ухо, и тот сразу же ушел, не дав Тачбахш-хану высказать свои мысли о Махтумкули. Но хан быстро утешился, найдя себе благодарных слушателей в лице обступивших его джигитов. Они не понимали персидского языка, и хотя смотрели внимательно и дружно цокали языками, вдруг начинали хохотать в самом неподходящем месте. Однако Тачбахш-хан не обижался: после пережитого потрясения все его радовало вокруг.

У ханского шатра, в котором временно расположился Атаназар, его ждали два запыленных, усталых джигита.

— Что случилось? — спросил он, едва поздоровавшись. — Почему так поздно приехали?

Джигиты рассказали о том, что произошло. Вчера после полудня Абдулмеджит-хан неожиданно вышел из Куммет-Кабуса и направился к Хаджиговшану. Поэтому Мяти-пальвану пришлось изменить маршрут. Они сошлись в Чагыллы, к счастью, уже под вечер. А людей сердара Аннатувака все еще нет. Мяти-пальван оказался в трудном положении и ждет скорейшего возвращения Атаназара.

Выслушав вестников, Атаназар задумался. Он и раньше предполагал, что Абдулмеджит-хан не станет откладывать нападение на Хаджиговшан, и пытался доказать это на последнем совете. Получилось, что прав был он, а не Аннатувак и Махтумкули. Однако сейчас не время думать о правых и виновных, надо помогать Мяти-пальвану. Почему все же не успел подойти сердар Аннатувак, хотя времени у него оставалось больше, чем достаточно?.. Что ж, надо задержать Абдулмеджит-хана подольше у Чагыллы, а там подоспеет и сердар.

Атаназару сообщили, что какой-то человек свалился в расщелину и стонет там.

— Что за человек? — не понял Атаназар.

Один из джигитов Мяти-пальвана зло проговорил:

— Кизылбаш, наверно, свалился в потемках! Пусть подыхает, собака!

— Разве кизылбаш не человек! — с упреком сказал Джума.

— Не человек! — отрезал джигит, сверкнув красными от бессонницы глазами. — Враг!

— Хоть и враг, — настаивал на своем Джума, — но ты не можешь не оказать ему помощи, если он в ней нуждается!

Джигит сплюнул и отвернулся, похлопывая плетью по пыльному голенищу сапога. Одна щека у него нервно подергивалась.

Атаназар, косясь на джигита, сказал Джуме:

— Ты прав, Джума. Кто бы ни был этот человек, его надо вытащить обязательно. Иди и сам займись этим делом.

Когда Джума ушел, Атаназар обнял джигита за плечи.

— Не спорь с ним, брат! Мне, может быть, ближе твои чувства, нежели его, но прав-то в конце концов он! Умен парень не по летам, да и не удивительно — лучший ученик Махтумкули-ага.

Возле расщелины собрались почти все свободные от дел джигиты. Они наперебой окликали лежащего ничком в узкой каменной щели человека, но он не отвечал и только время от времени слабо стонал.

— Принесите веревку! — решительно сказал Джума, снимая саблю. Он сбросил халат и тельпек, повязал кушак, сунул за него нож.

Принесли веревку, и Джума стал осторожно спускаться.

Человек лежал вниз лицом. Одежда его была изорвана и окровавлена, на голове чернела полоса засохшей крови.

Морщась, словно больно было ему, а не раненому, Джума попытался перевернуть его на спину и вдруг отдернул руки, словно ужаленный змеей: ему показалось, что это Бегенч. Набравшись духу, он все же перевернул раненого. Да, это действительно был Бегенч, но в каком виде! Он с трудом разлепил глаза — они глядели мутно и непонимающе, — прошептал что-то невнятное.