Магос: Архивы Грегора Эйзенхорна - [6]

Вернулся Баптрис:

– Братие и сестрие, приветствуйте старшего администратора Сарка, который прибыл к нам по важному делу. Прошу быть с ним почтительными и оказывать любое возможное содействие.

– Что за важное дело? – спросил старый священник с книжкой, поднимая на меня пронзительный взгляд. В его переносицу были вживлены очки-половинки, с толстой шеи, словно лавровый венок, свисали молельные четки.

– Поиск данных, – ответил я.

– Для чего? – не сдавался он.

– Брат Жардон – наш архивист, уважаемый Сарк. Прошу извинить его за настойчивость.

Я кивнул Баптрису и улыбнулся старому Жардону, но не получил ничего в ответ.

– Похоже, мы с вами коллеги, брат Жардон: мы оба посвящаем себя сохранению знаний.

Он едва заметно передернул плечами.

– Я прибыл, чтобы поговорить с одним из ваших… пациентов. Возможно, он знает что-то, что поможет нам спасти миллионы жизней на Дженовингии.

Жардон закрыл книгу и уставился на меня, будто ожидая продолжения. Господин Мальтер велел нам рассказывать о пандемии как можно меньше, ибо новости о подобной катастрофе могут поднять смуту. Но сейчас мне, похоже, придется поведать чуть больше.

– Магистр войны Рингольд руководит крупной военной экспедицией в Дженовингском скоплении. Болезнь под названием Чума Ульрена поразила его солдат. Наши исследования показали, что она, вероятно, связана с другой разновидностью заразы – Терзанием, опустошившим Пиродию что-то около тридцати лет назад. Один из выживших в той эпидемии живет здесь. Если он сообщит мне что-нибудь о том инциденте, это, возможно, поможет нам найти лекарство.

– Насколько все плохо там, на Дженовингии? – спросил другой старый священник, тот, который держал кадило.

– Ситуация… под контролем, – солгал я.

Жардон фыркнул:

– Ну само собой, под контролем. Именно поэтому старший администратор проделал весь этот путь. Брат Гирод, ты задаешь глупые вопросы.

Заговорил еще один человек – старше всех, согбенный и полуслепой, с макушкой, испещренной пигментными пятнами. Широкая слуховая трубка на его левом плече цеплялась за монашескую рясу изящными механическими лапками.

– Меня беспокоит, что вопросы и изменение привычного распорядка дня могут потревожить покой здешних обитателей. Я бы не хотел, чтобы наши пациенты волновались.

– Мы учтем это замечание, брат Ниро, – сказал Баптрис. – Уверен, что господин Сарк будет благоразумен.

– Разумеется, – пообещал я.

Было уже далеко за полдень, когда Баптрис наконец повел меня вглубь хосписа. Калибан шел следом, таща с собой несколько коробок из моего багажа. Призрачные сестры в рогатых шапках провожали нас взглядом из каждого угла, из каждой тени.

Мы поднялись по лестнице в просторную, но душную залу на четвертом этаже. Ни один из нескольких десятков пациентов не обращал на нас никакого внимания. Некоторые носили просторные поношенные халаты, а иные так и не сумели расстаться со своей старой униформой. Все значки, обозначения званий и нашивки были срезаны, ни у кого не было ремней и шнурков на ботинках. Двое больных увлеченно играли в регицид на старой жестяной доске у окна. Еще один сидел прямо на голом деревянном полу и катал по нему игральные кости. Остальные бормотали что-то себе под нос или просто бесцельно пялились в пространство. Обнаженный человек, которого мы видели в атриуме, скорчился в углу и засовывал пустые гильзы в патронташ. Многие местные обитатели могли похвастаться жуткими застарелыми ранами и шрамами.

– Они… безвредны? – шепотом спросил я у Баптриса.

– Мы даем нашим наиболее стабильным подопечным свободу передвижения и возможность гулять здесь, в общей зоне. Разумеется, за ними внимательно следят. Но в целом все, кто приходят сюда, – безвредны, ибо они делают это добровольно. Конечно, есть и люди, пришедшие из-за того, что особенности их психики сделали нормальную жизнь невозможной.

Ничего из сказанного им меня не успокоило.

Пройдя сквозь залу, мы вошли в длинный коридор с палатами по обеим сторонам. Некоторые двери оказались закрыты снаружи на засов, иные – даже усилены дополнительными решетками. На каждой двери было узкое смотровое окошко со сдвижной заслонкой. Пахло дезинфицирующими средствами и экскрементами.

Кто-то или что-то тихонько и размеренно стучало по одной из закрытых дверей, мимо которой мы прошли. Из-за другой раздавалось пение.

Некоторые двери были открыты. Я увидел двух послушников, мывших губками древнего старика, привязанного ремнями к металлической кушетке. Тот жалобно плакал. В другой комнате, с открытой дверью, но запертой решеткой, на стуле сидел крупный, мускулистый мужчина и внимательно смотрел в коридор. Его кожу покрывали татуировки: эмблемы полка, девизы, цифры, обозначающие численность убитых врагов, – а в глазах плескалось безумие. Он имплантировал себе клыки какого-то зверя в нижнюю челюсть, и они торчали из-под губы.

Когда мы проходили мимо, он бросился на решетку и попытался дотянуться до нас сквозь прутья. Могучие пальцы сжимались и разжимались. Раздался негромкий рык.

– Йок, веди себя прилично! – велел ему Баптрис.

Как оказалось, нам была нужна комната, следующая за камерой Йока. Возле открытой двери нас уже ждали сестра и послушник. В палате царила непроглядная темнота. Баптрис коротко переговорил с коллегами и обернулся ко мне: