Магия отступника - [17]

Я устало опустился на колени. Это было ошибкой. Как только я перестал двигаться, проснулся голод и принялся терзать мои внутренности и горло. Куда сильнее обычной боли: казалось, мои кишки пожирают сами себя. Я застонал. Окажись здесь Оликея, словно в тумане думал я, она принесла бы мне ягод, корней и листьев, питающих магию. А потом пробудила бы во мне плотское желание и утолила его. Какой-то отчаявшийся часовой в моей голове отметил, что проку в этих сожалениях нет никакого. Небо начало сереть. Я потратил ночь так же опрометчиво, как и собственную магию. Близился рассвет. Надо было бежать.

Еще некоторое время ушло на то, чтобы встать. Я заковылял вперед, в ушах звенело — казалось, я слышу, как вдали о чем-то переговаривается толпа людей. Голоса то вздымались, то падали, точно вода, накатывающая на берег. Я поднял взгляд, но никого не увидел. У меня снова подогнулись колени. Я не успел пройти и дюжины шагов. Я рухнул на землю рядом с могучим стволом каэмбры, едва успев извернуться, чтобы не угодить лицом в опилки и щепки, устилавшие лесную почву. С мучительным стоном я повернулся и прислонился спиной к пню. Никогда прежде я не испытывал такой усталости и истощения, даже в худшие дни голодовки в отцовском доме.

— Я умираю? — спросил я неумолимую ночь.

— Вряд ли, — ответил мрачный голос у меня за спиной. — А вот я умираю.

Я не повернул головы, даже не вздрогнул. Несмотря на собственные мучения, я устыдился, вспомнив, что другие страдают сильнее, чем я.

— Прости, — обратился я к дереву. — Мне очень жаль. Я пытался, но опоздал тебя спасти. Мне следовало стараться лучше.

— Ты сказал, что поговоришь с ними! — выкрикнул он. — Обещал сделать все, что в твоих силах, чтобы положить этому конец.

Его боль и ярость звоном отдались не столько в моих ушах, сколько в самом сердце.

Я закрыл глаза, чтобы лучше его чувствовать.

— Я думал, ты уже мертв, — не подумав, ляпнул я.

Крайняя усталость и мучительный голод дурно сказались на моих манерах. Магии во мне почти не осталось, и я едва чувствовал в дереве старого спека. Когда-то его волосы были темными, теперь же стали длинными и серыми, с едва различимыми седыми прядями. Бледно-голубые глаза казались почти белыми, а пятнистые отметины потускнели, словно россыпь веснушек. Неожиданно я понял, что он вошел в дерево уже стариком. Когда-то он был толстым великим, таким же лесным магом, как и я сам, но теперь истекал кровью. По мере того как магия покидала дерево, его плоть обвисала дряблыми складками. Я смотрел на него и спрашивал себя, выгляжу ли я сейчас так же, как он, и не ждет ли нас одинаковая судьба.

— Я мертв, — с горечью подтвердил он. — Конец может наступить быстрее или медленнее, но он уже близок. Они срубили меня холодным железом, многими, многими ударами холодного острого железа.

Я вздрогнул, представив, как это было больно. Возможно, даже хуже тысячи плетей. В отличие от меня, он не мог бежать от такой участи. Его жизнь зависела от меня, но мои жалкие попытки спасти его ни к чему не привели.

— Мне очень жаль, — искренне повторил я. — Я пытался, но опоздал. Но то, что я сделал этой ночью, испугает строителей. Если они наберутся смелости попытаться снова, им не так просто будет разгрести беспорядок, который я тут устроил. Даже если они начнут завтра же, пройдут месяцы, прежде чем они вернут все как было. Приближается зима, и все работы остановятся, когда выпадет снег. Я выиграл немного времени, чтобы придумать, как остановить их раз и навсегда.

— Месяцы, — презрительно бросил он. — Часть года? Что мне с этого? Теперь уже ничего! Я мертв, герниец. Моя смерть покажется тебе медленным увяданием, но меня не станет еще до наступления весны. И для меня эти месяцы промелькнут как мгновение. Обретая дерево, мы перестаем мерить время часами, днями или даже месяцами, как вы. Я мертв. Но пока меня еще хватает на то, чтобы говорить, я повторю тебе. Задержать их недостаточно. Ты должен прогнать захватчиков, так чтобы они больше никогда не вернулись. Если потребуется, убей их всех. Вот уже много лет мы не позволяем себе пойти на этот последний шаг, но, возможно, иначе их не остановить. Убей их всех. Задержка? Какой с нее прок? Ты, словно любой другой герниец, велел живым существам умереть ради собственных целей, а затем заявил, что осчастливил нас всех! Каким же надо быть глупцом, чтобы разбрасывать магию, как пыль, тратить столько, сколько уже много лет никто не видел!

У меня почти не оставалось сил, чтобы ему ответить, но его слова так уязвили меня, что я собрал все, что у меня еще было.

— Я сделал то, чего хотела от меня магия, — возразил я.

Он горько рассмеялся.

— Я не почувствовал, чтобы магия говорила с тобой, когда ты действовал. Зато я видел, как ты превозмог себя, чтобы заставить деревья погибнуть и растения — пустить корни там, где они не смогут выжить. Я видел, что ты сеял жизнь так же противоестественно, как захватчики смерть. Любой из нас мог бы сказать тебе, что у тебя ничего не выйдет. Завтра половина твоего колдовства будет разрушена солнцем, когда растения увянут и умрут. Какая пустая трата!