Магия Отшельничьего острова - [8]

В этом деле он проявлял забавную щепетильность, не позволяя никому видеть себя за работой. Снимал мерку, кроил, наметывал и запирался в мастерской, где доводил изделие до ума. Ребенком я думал, что в мастерской имеется другой вход, но потом понял, что это вовсе не так. Просто когда отец исчезал за дверью с нарезанными кусками кожи или ткани, а появлялся с идеально сидящими брюками или рубахой, это казалось чуть ли не чудом.

Покуда я предавался воспоминаниям, матушка налила мне стакан клюквицы. Отец отвязал от мешка пакет с тетушкиными пирожкам и куда-то унес. Надо думать, на кухню.

— Жаль, что тебе нужно быть в Найлане уже завтра, — сказала мать, когда я устроился напротив нее в плетеном кресле. Ноги мои болели: новые сапоги всегда малость натирают, но мне хотелось поскорее их разносить.

— Никак не думал, что все произойдет так быстро, — откликнулся я.

— Это у кого как. Бывает, приходится ждать довольно долго, — промолвил отец. Он двигался совершенно бесшумно, и я, как всегда, не заметил его возвращения.

— А сколько там будет... таких, как я?

— По-разному бывает. Четверо, пятеро... Уж всяко не больше дюжины. И по меньшей мере двое отсеются прежде, чем Мастера закончат обучение.

— Отсеются? — Это мне не понравилось.

Отец пожал плечами:

— Порой не обходится без таких, кто предпочитает изгнание наставлениям Мастеров. Ну а некоторые захотят вернуться домой.

— А что, можно и вернуться?

— Можно, если сумеешь убедить Мастеров... Время от времени такое случается.

По его тону я понял, что если и случается, то весьма нечасто.

— Ну а кто не убедить

— У тех остается прежний выбор: либо обучение, либо изгнание.

По всему выходило, что без соизволения Мастеров нельзя и шагу ступить — ни домой, ни из дому.

Обдумывая эту мысль, я сделал еще несколько добрых глотков клюквицы и съел несколько кусочков тетушкиной выпечки (отец порезал пирожки так мелко, что кусок можно было отправлять в рот целиком). Мать, хотя и не имела обыкновения перекусывать перед обедом и перебивать себе аппетит, тоже угостилась.

— Кто они такие, эти Мастера? — задал я наконец вопрос, который уже задавал несколько дюжин раз нескольким дюжинам людей. Ответ обычно сводился к следующему: «Мастера — они и есть Мастера. Это люди, которым поручено руководство Отшельничьим островом и Сферой Гармонии».

Но на сей раз отец выразительно посмотрел на матушку. А она — на него. А потом оба вместе — на меня.

— Ответ, скорее всего, будет не таким, каким тебе хотелось бы... — начал он.

— Иначе говоря, ты мне не скажешь.

— Сказать-то скажу... Просто не думаю, что мое объяснение тебя удовлетворит и придется по вкусу... — отец потер подбородок, как делал всегда, пытаясь подобрать верные слова.

— По вкусу там или не по вкусу, но ты уж попробуй.

Эта моя колкость осталась без внимания. Глаза отца подернулись дымкой, словно он всматривался куда-то вдаль.

Я воспользовался этим и допил сок.

Мать снова наполнила мой стакан. Помолчав еще некоторое время, отец прокашлялся и довольно сбивчиво начал:

— Хм... Ты, наверное, помнишь... Магистр Кервин наверняка говорил тебе, что Мастера стоят между Отшельничьим и хаосом, потому что являются защитниками порядка.

Я поймал себя на том, что нетерпеливо постукиваю пальцами по только что наполненному стакану.

От отца это тоже не укрылось.

— Прояви терпение, сынок. Это не так-то просто объяснить...

Я решительно не понимал, что тут может быть сложного. Надо полагать, что всем, включая и Мастеров, отведена в жизни своя роль. Либо они управляют Отшельничьим, либо нет. И нечего тут мудрить.

— Пожалуй, мне стоит вернуться к самому началу. Может, так будет проще...

Мне чудом удалось не заскрежетать зубами. Нет, на сей раз отец, кажется, не хотел от меня отделаться, но он явно вознамерился напустить туману. Ну почему, стоит заговорить о мастерах, все только и делают, что бормочут невнятицу?

— Ты знаешь, что в основе всего лежит противоборство между гармонией и хаосом, или, говоря упрощенно, между добром и злом. Конечно, последнее не совсем точно, ибо как гармония, так и хаос сами по себе не имеют никакого нравственного содержания. Однако более существенно то, что, хотя отдельные проявления гармонии могут быть использованы во зло, равно как и отдельные проявления хаоса — во благо, никто из последовательных приверженцев хаоса не может одновременно являться последовательным приверженцем добра. Для истинного приверженца добра неприемлемо любое обращение к хаосу, кроме, может быть, совершенно незначительного. Тут стоит отметить одну тонкость: человек, приверженный не благу, а лишь порядку как таковому, может на поверку оказаться глубоко испорченным при всей кажущейся гармоничности своих деяний...

Любопытство, боровшееся во мне со скукой, определенно ей проигрывало.

— Да, Леррис, — прервал свои рассуждения отец. — Вижу, что для тебя это все слишком длинно и скучно. Однако постарайся хотя бы запомнить то, что уже услышал.

И тут вмешалась мать, до сего момента лишь медленно качавшая головой:

— Леррис, попробуем рассмотреть это на конкретном примере. Возьмем гончара. Чтобы стать гончаром, необходимо умение, так? Гончар использует свое умение для изготовления посуды. Посуда не добра и не зла, и хотя использовать ее можно и так и эдак, большинство людей просто пользуется ею, не ставя перед собой никаких нравственных задач. Однако найти злонаправленное, вредоносное применение, скажем, прекрасно сработанной, содержащей в себе гармоническое начало вазе труднее, чем воспользоваться ею как должно. В равной мере и всякое попрание порядка, всякое проявление хаоса легче использовать во зло, чем во благо. Понял?