Магия грез - [99]

Я двинулась дальше. Второе зеркало показало мне пустую спальню.

Третье открывалось в тюремную камеру, в которой были заперты человеческие дети. Они тянули ко мне через прутья худые бледные ручки, их глаза умоляли. Я застыла. Их было около сотни или даже больше, а камера была маленькой. Все дети были грязными, в синяках, их одежда была порвана.

У меня не было на это времени. Я не могла позволить себе эмоций. Я подошла ближе к зеркалу и повернула к нему ладонь, чтобы сделать фотографию и позже, когда вытащу своих родителей, можно было заставить Бэрронса помочь мне найти путь в зеркалах и освободить детей. Но как только я собралась нажать кнопку, дети открыли рты, оскалив зубы, которых просто не могло быть у человеческих детей, и сделали мне предложение, которое не сделал бы ни один человеческий ребенок. Я резко попятилась, ругая себя за то, что позволила эмоциям затуманить мой разум.

Дэни говорила, что Невидимые где-то удерживают человеческих детей. С этой отвратительной мыслью я посмотрела в зеркало, и оно воспользовалось моим страхом и тревогой, чтобы спрятать и слегка затушевать очевидные подсказки. Если бы я мыслила ясно, то заметила бы небольшую неправильность в форме голов этих «детей», неестественную ярость в их маленьких лицах.

В четвертое зеркало я уже не смотрела, прошагав сразу к пятому. Под углом, чтобы Гроссмейстер не увидел, что я делаю, я сфотографировала зеркало и отправила снимок на мобильный Бэрронса, потом сунула телефон в карман.

И только после этого позволила себе понять, на что смотрю.

Да, это было вполне определенное место назначения.

Это была моя гостиная, в моем доме, в Ашфорде, штат Джорджия.

Гроссмейстер привязал моих маму и папу к стульям, заткнул им кляпами рты. Вокруг стоял десяток его охранников, одетых в алое и черное.

Гроссмейстер был в моем родном городе! Что он сделал с Ашфордом? Привел туда с собой Теней? И даже сейчас по улицам ходят Невидимые, пожирая моих друзей?

Это было место, которое я изо всех сил пыталась сохранить в безопасности, и я проиграла!

Я позволила В'лейну отнести меня туда, поддалась слабости, я стояла возле своего дома. Именно эта фатальная ошибка привлекла внимание Гроссмейстера к моим родителям? Или он всегда знал, где они, и только сейчас решил воспользоваться своим знанием?

В зеркале, в десяти метрах от меня, папа покачал головой. Его глаза ясно говорили: не смей, маленькая. Оставайся по ту сторону зеркала. Не смей обменивать себя на нас.

А как я могла поступить иначе? Он научил меня, что у сердца есть свои резоны, о которых разум ничего не знает. Это была единственная цитата Паскаля, которую я помнила. Все резоны мира не могли заставить меня повернуться и уйти, даже не будь у меня поддержки в лице Бэрронса. Даже без страховки я шагнула бы на эту проволоку. Да, вчера ночью я выяснила имя своей биологической матери. Я даже начала думать о себе как о Мак О'Коннор, но Джек и Рейни Лейн были моими папой и мамой и всегда ими останутся.

Я подошла к стене. Глаза у папы стали дикими, и я знала, что, если бы не кляп, он бы накричал на меня.

Я шагнула вперед, в зеркало.

Часть третья

Однако днесь ея зрим токмо per speculum et in aenigmate[8], и оная истина, прежде чем явить лице пред лице наше, проявляется в слабых чертах (увы! сколь неразличимых!) среди общего мирского блуда, и мы утруждаемся, распознавая ея вернейшие знаменования также и там, где они всего темнее и якобы пронизаны чуждою волею, всецело устремленною ко злу..

Умберто Эко «Имя розы».

30

— Как хорошо, что вы заглянули, — издевался Гроссмейстер. — Милая шляпка.

Войти в зеркало было все равно, что прижаться к клейкой мембране. Поверхность пошла тяжелой рябью, когда я ее коснулась. А когда попыталась пройти, она стала сопротивляться. Я нажала сильнее, и потребовалось значительное усилие, чтобы моя нога проткнула серебристую пленку. Я смогла просунуть ногу по бедро.

И все равно зеркало сопротивлялось и выталкивало меня, словно его эластичность возрастала.

На миг я оказалась между двух миров, мое лицо прошло через зеркало, затылок все еще был в доме, одна нога в зеркале, другая снаружи. И как только я подумала, что оно вышвырнет меня, словно гигантская резиновая лента, зеркало поддалось — всосало меня в теплую и неприятную влажность и выдавило по другую сторону, где я споткнулась.

Я рассчитывала оказаться в гостиной, но была в тоннеле или в чем-то вроде него, влажной розовой пленке. Моя гостиная была дальше, чем это казалось сквозь зеркало. Между мной и моими родителями было около десяти метров. Бэрронс ошибся. Гроссмейстер умел управлять зеркалами куда лучше, чем он думал. Он не только смог выстроить их в ряд, тоннель был невидим за стеклом. Пользуясь терминологией теннисистов, этот сет был за Гроссмейстером. Но он ни за что не выиграет весь матч.

— Словно у меня был выбор.

Я вытерла лицо рукавом, убирая тонкий слой вонючего и скользкого вещества. Оно капало с моего МакОреола. Я думала о том, чтобы снять шлем перед тем, как войти в зеркало (довольно сложно сделать так, чтобы тебя воспринимали всерьез, когда у тебя на голове такая штука), но теперь была рада, что оставила его. Неудивительно, что люди избегают зеркал.