Магия грез - [14]

Мне нравится черный. Это цвет тайны и тишины.

Мне нравится красный. Это цвет похоти и силы.

— Ты носишь черное и красное. — Я злюсь. — Даже на коже у тебя черный и красный.

Я не знаю, почему он устанавливает правила, и говорю ему об этом.

— Я другой, Мак. И устанавливаю правила, потому что я больше и сильнее.

Он смеется. Даже в этом простом звуке слышна сила. Все в нем дышит силой. Это меня возбуждает. Заставляет все время его хотеть. Даже когда он напряжен и чем-то озабочен.

— Ты не так уж от меня отличаешься. Разве ты не хочешь, чтобы я была похожа на тебя? — Я стягиваю через голову узкую розовую футболку.

Моя грудь подпрыгивает. Он смотрит на нее, потом отворачивается.

Я жду, когда он повернется снова. Он всегда поворачивается. Но не в этот раз.

— Я не должна мечтать о розовых тортах, разве не это ты говорил? — Я злюсь. — Ты должен радоваться, что мне нравится черное!

Он резко оборачивается ко мне.

— Что ты сказала, Мак? Когда я тебе это говорил? Расскажи мне об этом!

Я не знаю. Я не понимаю, что я сейчас сказала. Я ничего не помню. Я хмурюсь. У меня болит голова. Я ненавижу одежду. Я снимаю юбку, но оставляю туфли на каблуках. Голая, я могу дышать. Мне нравится обувь на каблуках. Благодаря ей я чувствую себя высокой и сексуальной. Я иду к нему, покачивая бедрами. Мое тело знает, как ходить в такой обуви.

Он хватает меня за плечи, удерживает на расстоянии вытянутой руки. Он не смотрит на мое тело, только в глаза.

— Розовые торты, Мак. Расскажи мне о розовых тортах.

— Да в крысиную петунию розовые торты! — Я кричу. Я хочу, чтобы он смотрел на мое тело. Я запуталась. Я боюсь. — Я даже не знаю, что такое эта крысиная петуния!

— Твоя мама сердилась, когда вы с сестрой ругались. Вы говорили «петуния» вместо слова «жопа», Мак.

— Этого слова, «сестра», я тоже не знаю! — Я вру. Я ненавижу это слово.

— О нет, ты его знаешь. Она была для тебя целым миром. Ее убили. Ей нужно, чтобы ты отомстила за нее. Ей нужно, чтобы ты вернулась. Вернулась и сражалась, Мак. Черт побери, сражалась! Если бы ты дралась так, как трахаешься, ты вышла бы из этой комнаты в тот же день, как я принес тебя, сюда!

— Я не хочу выходить из этой комнаты! Мне нравится эта комната!

Я ему покажу, как я дерусь! Я прыгаю на него, пускаю в ход кулаки, зубы, ногти.

Но у меня ничего не выходит. Он непоколебим, как скала.

Он не позволяет мне причинить вред ему или себе. Мы спотыкаемся и падаем на пол. Внезапно моя злость проходит.

Я лежу на нем. В груди болит. Я сбрасываю обувь.

Я опускаю голову ему на грудь. Мы неподвижны. Его руки удерживают меня, сильные, уверенные, безопасные.

— Я скучаю по ней, — говорю я. — Я не знаю, как жить без нее. Во мне дыра, которую ничем не заполнить.

А помимо дыры есть кое-что еще. Что-то настолько мерзкое, что я отказываюсь это видеть. Я устала. Я не хочу больше чувствовать. Ни боли. Ни утраты. Ни ошибок. Только черное и красное. Смерть, молчание, похоть, сила. Только тогда мне спокойно.

— Понимаю.

Я поднимаю голову и смотрю на него. В его глазах таятся тени. Я знаю эти тени. Он действительно понимает.

— Тогда почему ты заставляешь меня?

— Потому что если ты не найдешь, чем заполнить эту дыру, Мак, найдет кто-нибудь другой. И если кто-нибудь другой ее заполнит, он завладеет тобой. Навечно. И ты никогда не вернешься.

— Ты странный человек.

— Вот как? — Он слабо улыбается. — Я уже человек? Я больше не зверь?

Только так я и называла его раньше: мой любовник, мой зверь.

Но теперь я нашла еще одно слово — «человек». Я смотрю на него. Его лицо словно мерцает и изменяется, и в какой-то миг кажется мне жутко знакомым, словно я знала его когда-то прежде, не здесь. Я касаюсь его, медленно провожу пальцами по высокомерным и прекрасным чертам. Он поворачивается к моей ладони, целует ее. Я вижу за ним какие-то очертания. Книги, и полки, и шкафы с безделушками.

Я ахаю.

Его руки сжимают мою талию, причиняя боль.

— Что? Что ты видела?

— Тебя. Книги. Много книг. Ты… я… знаю тебя. Ты… — Я замолкаю.

Вывеска, скрипящая на ветру. Янтарный свет канделябров. Камин. Дождь. Бесконечный дождь. Звенит колокольчик. Мне нравится этот звук.

Я трясу головой. Нет такого места, нет такого времени. Я еще сильнее трясу головой.

Он удивляет меня. Он не произносит слов, которых я не хочу слышать. Не кричит на меня, не называет Мак и не настаивает, чтобы я продолжала.

И даже, когда я открываю рот, чтобы снова заговорить, он целует меня. Крепко.

И затыкает мой рот своим языком.

Он целует меня до тех пор, пока я не забываю, как говорить и даже как дышать, до тех пор, пока мне не становится все равно, смогу ли я вообще дышать. До тех пор пока я не забываю, что он на миг показался мне не зверем, а человеком. До тех пор пока картинки, которые так беспокоят меня, не разлетаются пеплом от жара нашего желания.

Он относит меня на кровать и бросает на нее. Я чувствую злость в его теле, но не понимаю, почему он злится.

Я вытягиваюсь в струнку на гладком шелке, наслаждаясь его чудными прикосновениями и точно зная, что сейчас будет. Что он собирается со мной сделать. Что он заставит меня почувствовать.

Он глядит на меня.