Магия Берхольма - [21]

Но, очевидно, слишком поздно. Неужели все уже закончилось? Закончилось. Вероятно, закончилось. Сцена опустела, свет потушили до бледно-желтого оттенка. В зрительном зале больше никого не осталось; мне кое-как удалось обернуться: кроме меня, никого больше не было. Я нагнулся, собрался с силами и кое-как сумел встать. Должно быть, за время представления я вырос, потому что мои ноги оказались длиннее и слушались меня хуже, чем прежде, а пол будто отодвинулся куда-то вниз.

И все-таки мне удалось выйти. Вверх по ступенькам, мимо кассы, на улицу. Воздух был холодный, с какой-то стройки ветер доносил запах жженой резины. Небо грузно нависало над целым лесом антенн.

Осторожно переставляя ноги, я кое-как шагал. Земля казалась мягкой, податливой, почти живой, что-то в ней реагировало на мои шаги. Я прислонился к стене дома, и она будто отшатнулась. Навстречу брел пьяный, поскользнулся, ухватился за уличный фонарь, несколько секунд мучительно пытался сохранить равновесие и растворился в воздухе. Какое-то мгновение я еще чувствовал запах перегара. Вскоре я забыл обо всем, кроме одного: нужно идти вперед. Каждый новый шаг давался мне с трудом, казался победой над теплым, гнетущим бременем слабости во всем теле. Идти. Все время вперед. Не останавливаться.

Пока внезапно не материализовался стеклянный четырехугольник. Я протянул руку; ко мне качнулась дверь, я, пошатываясь, ввалился внутрь и прислонился к холодной стенке. Я стоял в телефонной будке. Некоторое время я не двигался, а только пытался прийти в себя. Стекло вокруг меня запотело, и за пеленой молочно-белого тумана я неясно различал очертания крыш, темное небо, бледную, без одной четверти, луну. Наконец я ощупью поискал трубку, нашел ее, взял, поднес к лицу. А теперь набрать номер. Безразлично какой, хоть какой-нибудь. Нет, сначала найти деньги.

Деньги? Конечно деньги, монету, она нужна, чтобы заставить заговорить этот безмолвный, злобный аппарат. Я стал по очереди ощупывать карманы, но тотчас же понял: мелочи нет. Только несколько крупных ярких купюр, а они мне не пригодятся.

Да, верно: ни одной монеты. Странная дурнота штопором врезалась в мое тело, расходясь по голове, шее, груди, животу. Я закрыл глаза; мрак пронизали путаные, бесформенные цветные пятна. Хватит! Я снова открыл глаза, луна прибывала, она уже скрывала полнеба. «А теперь, – сказал я вслух, – я позвоню». Я протянул руку к кнопкам и стал набирать номер, который откуда-то всплыл у меня в памяти. Я чувствовал, как сопротивление аппарата ослабевает и через несколько секунд исчезло. А вот и длинные гудки. Послышался щелчок, на другом конце провода раздался голос.

Видимо, я что-то произнес в ответ, но мои собственные слова доносились до меня словно бы издалека, почти неразличимые за шелестом и потрескиванием. Потом телефонная будка взмыла в воздух, и невидимая сила швырнула ее высоко в небо, целясь в огромную, переливающуюся луну…

А потом? Не могу тебе ответить; есть некие области вне пределов сознания и языка. Потом пустота. Далекие, едва слышные шорохи, медленно отступающее море тошноты, ощущение, что земля уходит из-под ног. Кажется, кто-то о чем-то спрашивает, кажется, я кому-то отвечаю. Кажется, ответ не устраивает моего собеседника. Я все еще куда-то лечу. Наконец, падать больше некуда. Я обнаруживаю, что вокруг меня тьма, не проницаемая ни для света, ни для звуков. Через некоторое время я догадался открыть глаза.

Серая потрескавшаяся поверхность, на ней выключенная лампа. Нет, под ней. Потому что поверхность надо мной. Я лежу на спине. Это потолок комнаты.

Я лежу в постели в маленькой, довольно уютной комнате. На окне зеленые занавески, поэтому пол, стены, одеяло, кровать окрашены в зеленый цвет. Коврик на полу, ночной столик, вторая – незанятая – кровать, слегка покосившийся стол, распятие на стене, кресло. А в кресле отец Фасбиндер.

– Это всего лишь совпадение, – произнес он. – Я вошел минуту назад и сейчас уйду. Не воображайте, что у меня нет иных занятий, кроме как сидеть у вашей постели.

– Конечно, – откликнулся я и понял, что охрип. – Доброе утро, господин профессор! Давно я здесь лежу? Какой сегодня день?

– Четвертое августа. Дорогой мой, вы проспали больше года.

– Что? – вскрикнул я и осекся. – Год? Он усмехнулся:

– Знаете, иногда я почти сожалею, что слеп. И вправду жаль, что не могу видеть выражения вашего лица. Год – это пришлось бы вам по вкусу, не правда ли? Что за дурацкий вопрос? Вчера вас привезли сюда, чувствовали вы себя довольно скверно, сейчас полдень, значит, вы проспали одиннадцать-двенадцать часов, не больше. Сожалею, если разочаровал вас.

– Я утратил, – прохрипел я, – чувство времени.

– Похоже. Впрочем, ничего страшного. Тяжелый приступ гриппа, инфлюэнца, азиатский вирус. Это скоро пройдет.

– А где я?

– Там, где вы всегда хотели оказаться, Артур, – в монастыре. В монастыре Святой Агаты, в приюте у сестер милосердия. Их послушание – ухаживать за больными. Вы останетесь довольны.

– А как я сюда попал?

– Наконец вы об этом спросили. Судя по всему, у вас вчера вечером случился обморок. А перед тем как потерять сознание, вы вызвали такси. Такси! Можно умереть со смеху! Сразу видно юношу из богатой семьи. Не врача, не «скорую помощь»… Не позвонили другу… Заказали такси. А водителю дали мой адрес. Мой – во всем городе у вас не нашлось никого ближе. Не будете ли вы так любезны и не объясните мне, почему это вам взбрело в голову?