Магистр - [23]

Камерность перестала устраивать Ратленда. Наверное, Винсент (при всей его безмятежности находившийся в смутной второй половине второго десятка лет жизни) в какой-то момент решил, что ему нужно вернуть миру определенную часть потрясений, которые этот мир нес в себе, щедро раздавая направо и налево, – детям, монахиням, китайцам и европейцам. По этому миру Винсенту хотелось ударить… хотя бы при помощи симфонического оркестра. И мягкий океанограф Карлуш с его музыкальной залой был ему, конечно, нужен, но лишь на вечер, максимум на несколько вечеров. На самом деле ему нужен был зал на несколько сотен слушателей. Да, этим он питался и не мог не питаться вовсе, иначе бы умер.

Карлуш указал на рояль, Ратленд послушно сел и стал играть. За занавеской послышалось тихое «ах», Карлуш вышел, а Ратленд играл. Карлуш вошел снова, кинулся к роялю и порывисто закрыл крышку… хорошо, что всегда готовый к неожиданностям исполнитель успел убрать руки – иначе король переломал бы ему пальцы. Винсент поднял голову к монарху и вежливо улыбнулся. Карлуш открыл и закрыл рот, как странная густоусая рыба, которую вынули из воды и пустили плавать в оливковом масле.

– Все, что хотите, – сказал он с нажимом. – Завтра, в семь вечера, здесь же. Будут люди – непростые люди… наследие Фердинанда. Они поймут, в чем дело, это очень важно. Это неспроста, вы привезли что-то, какие-то знания, научившие вас играть так, и должны передать нам… Я приглашу подготовленных людей. Обещайте же.

Король положил руку Винсенту на плечо, и тот немедленно поднялся с банкетки. Ратленд не выносил, когда до него дотрагивались.

– Конечно… – сказал он, сумев изобразить некоторое смущение. – Конечно, ваше величество. Завтра в семь.

Он покинул дворец Пена через парадный выход, чуть задержавшись, чтобы взглянуть на Тритона, на стеклянный эркер и на прислонившегося лбом к окну короля, смотревшего на него сверху в ужасе. Это всего лишь та музыка, какая должна быть. Как они живут, не слыша ее?

8. Шаль испанскую на плечи

Странную картину увидел бы тем вечером случайный наблюдатель, взявшийся проследить за перемещениями приглашенного музыканта по полутемной Синтре. Этот камерный город, выложенный глазурованной плиткой, как голландская печка, этот воспетый Байроном торжествующий природный рай[43] вдруг превратился во враждебное и пугающее место. Поселение, кудрявившееся по дворцам и виллам-quintas изощренными завитками роскошного стиля мануэлино[44], окуталось предвкушающим молчанием, а каменные канаты, стянутые в геральдические узлы дома Браганза, словно примерились задушить нашего случайного наблюдателя. Тем временем Винсент почему-то отказался воспользоваться экипажем, предложенным королевскими службами, и отправился с дворцового холма Круц-Альта в город пешком среди многовековых сосен и тысячелетних ледниковых валунов, то покрытых вьющимся мхом, а то голых, как при сотворении.

Ратленду не надо было спускаться до самого центра города. Знаменитый, самый старый на Иберийском полуострове отель Лоренса, где некогда останавливался лорд Байрон и где теперь решил остановиться дирижер, находился недалеко от подножия монархической горы. Но он решил прогуляться и поэтому, распрощавшись с королем, вначале дошел до соседнего холма, до древних развалин сарацинского замка, и лишь оттуда начал свой извилистый спуск.

Через некоторое время Винсент почувствовал, что за ним кто-то идет. Не просто следует по дорожке между сомкнувшими кроны деревьями и повторяет его маршрут, сворачивая вместе с ним в лес. Этот кто-то незримо, но от этого ничуть не менее ощутимо присутствовал в самом лесу – повсеместно. Если бы Винсент боялся ночного леса, его спящих или неспящих обитателей, если бы он опасался наступить на змею, если бы его шаг был тяжелее и неосмотрительнее, если бы его пугал неожиданный скрип ветки или опасность поскользнуться на камне над обрывом, он бы не заметил, что кто-то его «ведет». Но Винсент заметил это и не испугался. С лихим человеком он справится – клинок в рукаве. А королевские шпионы ничего ему не сделают – не с врагами же Португалии он станет сговариваться в этом лесу.

Однако довольно скоро он понял, что тут было что-то другое. Что-то неизъяснимое и первоначальное, что взрастило на себе и замки, и увлечения высокородных жителей Синтры, всех этих каменных крокодилов и тритонов Пены и масонско-тамплиерскую символику Кинта да Регалейра[45]. По позвоночнику его прошел холодок: вот оно, оно есть, и оно здесь. Он остановился, и автор с удовлетворением оглядывает его, стоящего в глубине леса: расширились зрачки, вбирающие в себя тьму, блеснули синим глаза, вдохнули сырой, терпкий запах леса ноздри, и как будто пропустила шелковые пряди воздуха через пальцы рука. А потом произошло непонятное: на Ратленда напали. Кто-то маленький и свернутый в шар тьмы кинулся ему под ноги, и Винсент в последний момент перелетел через него, когда кто-то столь же маленький, тяжелый и сотканный из ничего спрыгнул с дерева ему на плечи. Он стряхнул его без особого труда, но теперь было ясно, что их много, очень много, что они погребут его под собой, и поэтому, несколько раз воткнув стилет во что-то темное, он побежал, не пытаясь понимать.