Магички - [23]
«Надо же, понимающая девушка», — подумала Ольга, а вслух процитировала песенку:
— «Богиня на горной вершине горит, как серебряное пламя…. I΄m your Venus, I΄m your fire» — что ж, так и есть, чисто Венера.
Потом окинула взглядом зал, полный хмельных женщин:
— Надеюсь, они не подерутся.
— С чего тебе вообще такое в голову пришло?
— Там, за столом, на минутку показалось, что некоторые из них готовы в горло друг другу вцепиться.
— Да, воображения тебе не занимать.
— Вдруг подумала, что между ними существуют давние отношения, старые счёты.
— Все счета когда-нибудь списываются.
— Не скажи…
У Ольги сложилось особое отношение к конфликтам. Она не терпела ссор, всегда искала возможность согласиться с собеседником — на словах, ведь действовать всё равно можно по-своему, — и была уступчива настолько, что многие считали её бесхарактерной. Причиной же являлись равнодушие к мнению большинства людей и уверенность, что истина не рождается в спорах, поэтому Ольга с лёгкостью позволяла оппонентам оставаться при своём. Но иногда и её удавалось зацепить. Существовали вещи, которыми она дорожила, и обиды, которые она не прощала. Тот, кто покушался на её подлинные ценности, обретал врага, тайного и мстительного. Не то чтобы Ольга предпринимала энергичные действия или выстраивала сложные схемы, нет, она просто наблюдала. Год или два человек жил под пристальным, хотя и не ощутимым до поры взглядом, пока однажды не совершал ошибку. Или, например, обнаруживал интересы в сфере, на которую Ольга могла повлиять. И тогда следовал молниеносный точечный удар. Обычно хватало одного звонка, нескольких слов, обнародования «лишней» информации в сети — просто удивительно, как легко разрушать чужие планы, если понимаешь ситуацию.
Ольга полагала, что ненависть слишком ядовита, чтобы носить её в себе. Застарелая обида отравляет, из года в год проявляясь хотя бы в снах, заставляет просыпаться с зажатым от ярости горлом. И неудачи, случившиеся по чужой вине, тоже нужно возвращать сторицей.
В других людях тоже умела чувствовать такие затаённые тлеющие угли, и во время праздничного ужина ей несколько раз показалось, что она буквально видит искры, вспыхивающие между женщинами. Что ж, хорошо, если она ошиблась.
На сцену меж тем вышла Ларионова в роскошной вишнёвой шляпе с лентами и, кутаясь в меха, спела несколько мяукающим голосом необычайно жалостный романс:
В финале надрыв достиг апогея, и все очень смеялись, а на бис Ирина Станиславовна исполнила «А ну-ка убери свой чемоданчик» — так зажигательно, что под конец публика свистела (кто умел) и размахивала боа (у кого было).
А потом совершенно счастливая Алла выскочила на сцену и крикнула:
— Госпел, дамы!
— Даааа! — отозвался зал.
— God wants a yeees! — начала дредатая повариха.
— Yeee!!!
— Oh yeees!
— Yee!!!
— Yes to His will.
— Yesto His way…
Они повскакали со своих мест и пели, раскачиваясь, — женщины в голубом бархате, в переливающейся тафте, в розовых перьях, в белых кружевах и в красных чулках. Лица, подсвеченные снизу, были полны отнюдь не христианского экстаза, и ничего более странного Ольга в своей жизни не видела. «Come what may», — повторила она вслед за хором.
Но когда песня закончилась, она почувствовала, что всё это немного слишком для неё, и осторожно стала продвигаться к выходу.
Неожиданно её окликнула Елена, раскрасневшаяся и необычайно довольная:
— Ольга, вам нравится праздник?
— Очень. — Ольга заметила Жакоба, притаившегося в кружевах. — «Интересная всё-таки мания».
— Это прекрасно.
— Но я бы хотела лечь спать пораньше — пообещала Алле, что утром помогу с уборкой.
— Какая вы! Что ж, до завтра. Занятия в полдень, расписание будет вывешено в столовой после завтрака. И я надеюсь… вам будет у нас хорошо.
— Что ж, я тоже на это надеюсь.
У самых дверей столкнулась с Панаевой.
— Убегаете? — сладко улыбнулась та.
— Да, было чудесно, но я с трудом выношу бурные вечеринки.
— Нет ли здесь херофобии? — обеспокоилась собеседница.
— Что вы, Маша! — удивилась Ольга. — К херам отношусь с большой нежностью, да и какая связь?
Панаева взглянула осуждающе:
— Это боязнь веселья, неужели не знаете?
— Да, действительно, могла бы и догадаться, какое может быть веселье, если боишься… ээээ…
Панаева фыркнула, резко развернулась, подхватив голубой шлейф, и отошла.
Ольге стало неловко от собственного казарменного юмора, и она поспешила уйти.
Доставая из посудомоечной машины последнюю порцию тарелок, Ольга обдумывала вчерашние события. За два предыдущих дня она успела привыкнуть к приглушённым тонам обстановки и разговорам вполголоса, оттого ночное разноцветье с пением и танцами казалось сном, и теперь она пыталась понять — дурным или хорошим. Такие случались перед месячными и в полнолуние — яркие, тревожные, после которых просыпаешься усталой, с напряжёнными мышцами икр, будто всю ночь то ли гналась, то ли убегала. Вспомнила, что бледная луна, которую вечор успела заметить, действительно, круглела.
