Магическое кольцо Каина - [12]

– А ты, похоже, зла на него не держишь, – буркнул Пьяндимилето, недовольный молчанием улыбающегося своим мыслям Рафаэля. – Ну что, осмотрим то, что тут натворил Перуджино, и вернемся в нашу мастерскую?

– Хорошо. Я думаю, сегодня мы посмотрим его фрески, которые выполнил он в здании биржи. – Рафаэль поправил сползшую на глаза беретку и проводил задумчивым взглядом удалявшуюся горожанку. Волосы девушки были забраны в высокую прическу, однако из нее выбивалось несколько завитков, подчеркивающих бархатистую нежность белоснежной шейки. – Ты голоден? Я бы зашел в таверну.

– Тогда надо повернуть вот сюда, – Пьяндимилето дернул Рафаэля за рукав. – Тут есть одно местечко, где всегда подают свежайший сыр, изумительные оливки и холодное молодое вино!

Возвращаться в Урбино Рафаэлю не пришлось. Он не успел еще осмотреть все работы Перуджино, а Пьяндимилето уже договорился о работе. Плата за заказ – фрески для строящейся церкви – была совершенно смешной; может, четверть того, что запросил бы за такую работу Перуджино. Но Рафаэль с радостью взялся за заказ. Только вот ляпис-лазурь пришлось заменить более дешевым лазуритом[17] – иначе заказ не только не принес бы дохода, но и совершенно расстроил бы их денежные дела.

Как-то вечером Пьяндимилето привел Рафаэля к дому на окраине города и лукаво улыбнулся.

– Там тебя ждут прекрасные девушки. Хватит тебе уже монахом жить! – И он вложил в ладонь Рафаэля несколько монет. – Пришло время становиться взрослым!

Художник улыбнулся и быстро направился к воротам…

Вернулся в нанятые в Перудже комнаты он под утро.

– Ну что, как все прошло?

Спросонья Пьяндимилето споткнулся, влетел головой в угол мольберта, и на его лбу тотчас же стала расти и наливаться синевой внушительная шишка.

– Все было чудесно, – Рафаэль старался, чтобы его голос звучал спокойно, хотя ему очень хотелось расхохотаться. – Девушки оказались милыми и нежными.

– Там есть одна такая рыжеволосая бестия… – Пьяндимилето закатил глаза и причмокнул. – Она – это что-то.

– Да-да, – художник попытался незаметно положить альбом с набросками, которые он сделал сегодня ночью. – Рыженькая – это что-то!

Рассказывать Пьяндимилето о том, что плотская любовь оказалась приятным, но, в сущности, совершенно малоинтересным делом, Рафаэлю не хотелось.

Его друг, постоянно ворчащий из-за того, что все свое время Рафаэль проводит за работой, только разразился бы новой порцией брани.

Но девушки легкого поведения, как оказалось, могут предложить кое-что поинтереснее постельных утех. Они радостно и с удовольствием позируют обнаженными. Если натурщиц всегда требуется уговаривать хотя бы расшнуровать платье, то проститутки снимают с себя все, вплоть до нательных сорочек, принимают любые позы, позволяющие изучить анатомию женского тела. Одна минувшая ночь дала в плане понимания пропорций женщин больше, чем месяцы работы с натурщицами!

Рафаэль очнулся от своих мыслей, поняв, что Пьяндимилето шелестит страницами его альбома. Отложив рисунки, он покачал головой.

– Вот это да! Ты чем всю ночь занимался? Набросками?! Ты вообще в каком мире живешь?!

– В самом прекрасном! – искренне признался Рафаэль, чувствуя себя, несмотря на бессонную ночь, полным сил и совершенно счастливым.

Он действительно видел жизнь как невероятно красивый мир – яркий, чистый, светлый. Хотя боль в него тоже порой врывалась – мучительная и непонятная…

«Ах да, помню – Пьяндимилето говорил: в городе неспокойно, – Рафаэль, направлявшийся в мастерскую Перуджино с тем, чтобы выяснить особенности техники его новой фрески, с удивлением вертел головой по сторонам. – Поэтому закрыты все лавки и таверны, и на улицах ни души. Наверное, люди просто боятся выходить из домов. Только бы Перуджино не сбежал от беспорядков во Флоренцию».

Путь художника лежал через главную площадь, которую он пересекал бессчетное количество раз.

Но в тот день Рафаэль не узнал ее.

Вместо торговцев, расхваливавших свои товары, на площади возвышался помост с несколькими виселицами. Ветер раскачивал висевшие в петлях трупы, толпа горожан, наблюдавших за этим зрелищем, негромко гудела.

– Согнали, как скот. Какие же они нелюди, семейство Бальони!

– Да, победили семью Одди и решили перерезать их, как куропаток!

– А у меня жена на сносях. Все равно дома остаться не позволили. Сейчас еще родит тут, не приведи Господи!

Голоса, доносившиеся до Рафаэля, были негромкими. Он понял: горожанам панически, до тошноты страшно.

Тем временем палачи убрали трупы, сунули в петли новых людей, выбили опоры из-под их ног.

Закрутивший колючие вихри ветер вдруг непостижимым образом сорвал веревку с шеи одного из несчастных. Воистину произошло чудо: приговоренный к казни хотя и болтался в петле, не успел задохнуться.

«Пощадят его. Есть же такая примета – волей Бога дарована жизнь ему», – пронеслось в голове у Рафаэля.

В тот же миг к счастливо улыбнувшемуся мужчине метнулся палач и ловко перерезал бедолаге горло.

От жестокости убийц и разгулявшейся непогоды в толпе началась паника. Люди обступили Рафаэля со всех сторон, дышать стало тяжело. Но когда ему уже начало казаться, что все кончено, его спас перстень с изумрудом, с которым художник никогда не расставался. Крупный камень зацепился за платье беременной горожанки. Ее муж, пробивавшийся вперед, сумел освободить проход, потащил за собой и жену, и теряющего сознание художника…