Магический Марксизм - [52]

Марксизм как «теплая» доктрина – один, следовательно, связан с этим не подверженным никакому разочарованию позитивным бытием-в-возможности, подразумевающим все более широкое воплощение в жизнь становящегося… Тогда открывается путь как функция цели, и цель открывается как сущность пути, пути, который исследуется в его условиях, становится зримым в его открытости… Устремленный вперед материализм, теплая доктрина марксизма есть, следовательно, единство-теории-и-практики, посредством которого мы оказывается дома, избавляемся от недостойного человека овеществления[143].

Такое блоховское теплое течение в марксизме – вот что дает энергию сапатистскому самоопределению в Чьяпасе, дает энергию «межгалактическому марксизму» сапатистов. Живущий в Мексике Джон Холлоуэй часто ссылается на опыт сапатистов, однако ирония состоит в том, что он не может или не хочет осознать, что этот опыт опровергает центральную тему его провокативной книги: власть негативности. Восстание индейцев-сапатистов в декабре 1994 года ярко выявило не то, что они не хотели, а то, чего они желали. Это был прежде всего революционный акт самоопределения, автономного самоутверждения, позитивная декларация того, что 38 муниципалитетов теперь принадлежат им, восставшим крестьянам. Позднее сапатисты провозгласили создание «Советов добросовестного управления» (Juntas de Buen Gobierno), чтобы обеспечить самоуправление в области образования и здравоохранения, а также распределения ресурсов в аграрной экономике. Местная культурная политика, основанная на автономном управлении, была в очень значительной степени изначальной радикальной концепцией движения.

Надо ли говорить, что достижение местной автономии перед лицом государственной власти и ее противодействия – это амбициозное и рискованное дело для любого социального движения, даже если некоторые полагают, что принцип сапатистов «занимайся своими собственными делами» только подтверждает неолиберальные догмы мексиканского государства, предполагающие отказ от обязательств по социальному воспроизводству, призывающих к индивидуальной ответственности и самодостаточности (хотя это требование самодостаточности редко распространяется на капитал). Однако другие на это возражают: «Автономия сапатистов представляет собой кроме того критику и потенциально дестабилизирующий фактор этих [неолиберальных] условий». Начнем с того, что сапатисты взяли под контроль значительную часть Южной Мексики, приведя тем самым в замешательство федеральное правительство; помимо этого, они установили самоуправление в вопросах повседневной жизни, привлекая к нему людей ради противодействия политической пассивности и несамостоятельности, организовали собственную экономическую систему производства и распределения ресурсов и стали в идеологическом и символическом аспекте одними из самых радикальных и заметных в мировом масштабе критиков неолиберализма.

Позитивная природа борьбы означает, что она никогда не прекращается, всегда приспосабливается к изменениям в ходе перманентной субверсии. Вот как об этом говорит один из солдат сапатистской армии:

Земля – вот за что мы сначала боролись. Но когда получили ее, то увидели, что должны решить: как мы будем организовываться, как будем обрабатывать землю, как принимать решения и как будем согласовывать свои действия с другими общинами и другими людьми в Мексике. Кроме того, мы поняли, что должны быть самостоятельными, чтобы больше ничего не просить у правительства. Тогда мы поняли, что нам нужно добиваться автономии.

Другой добавляет: «Раньше решения принимало правительство. Оно не советовалось с нами, просто ставило в известность. А наше автономное управление не приказывает, а побуждает и поощряет».

Хотя очевидно, что сапатистская модель имеет свои ограничения (например, возможна ли подобная тактика и автономия в больших городах?) и изъяны («мы много работаем, а найти хорошие рынки сбыта для наших продуктов никак не можем»), modus operandi сапатистской политики все же поучителен. Потому что их внимание к понятию действия (позитивного) сочетается с критикой (отрицанием), требуя и борьбы за автономию (как позитивного действия), и разных форм сопротивления (негативности), которые поэтому становятся арьергардным маневрированием, необходимым для защиты данной автономии. Движение смещается от позитивного к негативному, по крайней мере на первых порах, от наступления и самоопределения к защите и сопротивлению. Критика выявляется в результате действия, вытекает из действия, а не из теории. Их действия были и остаются революционными действиями, выражаемыми в терминах позитивной и перманентной субверсии – как и действия полковника Буэндиа. Только в отличие от полковника Буэндиа сапатисты победили. При этом тот факт, что они в конечном счете боролись за свое освобождение, а не за абстрактные идеи и лозунги – которые политики в зависимости от обстановки могут выворачивать с лица наизнанку, – продолжает наполнять их пылким энтузиазмом.

Точно так же, как полковник Аурелиано Буэндиа всегда придумывал новые формы перманентной субверсии, лежа в своем гамаке в Макондо, представителям теплого течения в марксизме нужно делать это, лежа в своих гамаках (напомню, заключенные