Маг в пижаме - [13]

В общем, Илларион знал: проблемы, как и люди, как и снежинки, все разные и особенные, и каждую решать следует в индивидуальном порядке, хотя, с другой стороны, кое-какие общие моменты чародей все же отмечал…

Но однажды с крутым магом приключилась не очень хорошее происшествие.

Мага сбил грузовик.

Ну, да. Ничего в этом удивительного нет. Любого может сбить грузовик: и птицу, и собаку, и стрекозу, и человека. Иногда и рыбы под колеса попадают. Вот и маг попал. Хоть и был крутой.

Крутость тут его ни при чем оказалась. Тут при чем оказалась его рассеянность.

Илларион шел с побережья домой, по шоссе, мурлыкал себе под нос песню о девочке-конфеточке, любовался легкими белыми облаками, улыбался солнцу и встречным кипарисам и совсем не думал о том, что к нему с юго-запада приближается грузовичок с помидорами и кабачками.

Грузовичок, хоть и был доверху загружен, а несся с приличной скоростью. Вылетел из-за поворота и завизжал тормозами, но это не помогло. Не помогло и то, что Илларион, увидав обшарпанный автомобиль, глаза выпучил и рот открыл, чтоб сказать неприличное слово на «б», которому он научился, пребывая на лечении на Урале, в пещере доктора Наваркина.

Так что, имел место быть "бэмс!" В результате которого крутой, но рассеянный, волшебник Илларион оказался на больничной койке, в гипсе, на растяжках.

По другому и случиться не могло. Ведь убить мага можно только магией, а грузовичком с овощами его можно ну только слегка поломать.

Илларион поломался. В ногах в трех местах, четыре раза в руках, два — в позвоночнике, один раз в черепе, один — в челюсти и девять раз в ребрах. Врачи кстати очень удивлялись тому факту, что маг все еще был жив, был в сознании и пялил на них большие голубые глаза, в которых читалась неприкрытая досада. Сказать чародей ничего не мог из-за пострадавшей челюсти и колдовать не мог: его пальцы были в растопырку из-за гипсовых повязок, которая захватывала всю руку, от плеча до кисти, и совершать магические щелчки не имели никакой возможности.

Так что пришлось Иллариону проваляться в небольшой и пахнущей хлоркой больничке пару недель, прежде чем врачи освободили его пальцы.

А потом все наладилось. Очень быстро. В одну секунду.

Илларион щелкнул пальцами правой руки и исчез из палаты. Хоть почти все медсестры на этаже и строили ему глазки, и гладили его по загипсованной голове, и носили ему всякие лакомства, а захотелось чародею в свой замок, к рыжеволосой и зеленоглазой Монике.

Она, конечно, встретила его слезами и примерно такими обвинениями:

— Ты меня совсем не любишь! Бросил на целых две недели! Так надолго ты никогда не пропадал! Хоть бы предупредил! Я же вся извелась: спать не могу, есть не могу, все плачу и плачу! Вот и глаза, и нос распухли…

Илларион ничего не сказал, потому что решил, что не будет лишний раз расстраивать красавицу страшными рассказами об аварии и медицинском обслуживании в больничке одного небольшого итальянского городка.

Он просто улыбнулся и поцеловал свою любимую в покрасневший нос. И нос ее сразу из распухшего превратился в милый изящный носик.

Моника улыбнулась и поднесла чародею фарфоровую тарелку с круассанами:

— Вот, твои любимые…

Маг и химия

Снились космос и разноцветные звезды…

— А как становятся магами? — спросила вдруг Моника, спустив на кончик носа солнцезащитные очки.

Илларион не сразу ответил — сперва вернулся в реальность из розоватой дрёмы. А вернувшись, зевнул и сказал, растягивая слова:

— Ма-агами не становятся. Ма-агами рождаются.

— Это как? — Моника искренне ничего не поняла.

— О-очень просто, — заверил девушку чародей. — Ну, вот как грибы. Они вырастают там, где возникают наиболее благоприятные для них условия: тепло, сырость, почва… Так и маги.

— Это как? — не унималась Моника.

— Уф, — вздохнул Илларион и перевернулся со спины на живот, чтоб упереться локтями в траву, примостить голову на руки и с легким укором в синих глазах посмотреть на рыжеволосую подругу, которая в это чудное июльское утро проявляла любопытства намного больше, чем обычно. — Понимаешь, милая, маги появляются во вселенной. Там, где большие сгустки творящей энергии. Ею все пронизано, словно ветром, но потоки эти неоднородны. Где-то гуще, где-то — пожиже. Вот там, где погуще, где загустело, как следует, там маги и появляются. Материализуются. И становятся носителями этой самой энергии. И лепятся к тому миру, рядом с которым появились. Примерно так…

— Что же получается? У магов нет родителей? Ни мамы, ни папы? — удивилась Моника.

— Родитель мага — это вселенная. Огромная, многоликая, многоцветная, многовекторная, — сказал Илларион.

— И ты никогда-никогда не был ребенком?

— Никогда-никогда, — кивнул чародей.

— Ни яслей, ни школы, ни колледжа? — изумилась Моника.

— Ничего этого. Ибо мне доступны любые знания моего мира в любое удобное для меня время. — Я могу познать химию академического уровня за одну секунду. Стоит только пальцами щелкнуть… Хочешь — покажу?

— Нет-нет! — спохватилась Моника. — Не надо! Химия — это, наверное, очень скучное занятие…

— Хм. Сейчас проверю, — тряхнул головой Илларион и все-таки щелкнул пальцами левой руки…