Маг, поедающий книги. Главы 204-290 - [61]

"Немного… Нет, это слишком сложно".

Теодор попытался разобраться что к чему, пытаясь удержать на ногах своё спотыкающееся тело.

Его семь кругов, которые в обычном состоянии вращались плавно и размеренно, теперь же скрипели и резонировали друг с другом. Это была так называемая "отдача" — плата за использование магии, которая не вписывалась в существующие круги.

Абраксас являл собой великое заклинание, которое намного превосходило стандарт семи кругов. Также оно стало намного сильнее, чем во время его поединка с Хайдом, а потому и последствия были намного жестче. Абраксас представлял собой магию, которую разумный маг стал бы тестировать лишь после завершения 8-го Круга.

Это был безрассудный шаг, но и сожалеть было бессмысленно, поскольку данный метод был единственным, который пришел ему в голову.

Тем не менее, Тео победил, так что нельзя было сказать, что его выбор был неправильным.

— Абсурд какой-то. Сколько же времени потребуется на то, чтобы выбраться отсюда?

Когда его головокружение немного успокоилось, Теодор огляделся по сторонам.

Земля провалилась, так что он был окружен со всех сторон темными земляными стенами. Облако пыли стало щитом, блокирующим солнечный свет и отбрасывая на дно кратера зловещие тени.

— Мне порядком досталось… Думаю, для полного восстановления потребуется несколько месяцев.

От взрыва с Теодора Миллера содрало часть кожи и мышц. Тем не менее, это было ничто по сравнению с его внутренним состоянием.

Даже сейчас его раны по-прежнему кровоточили, несмотря на поспешно активированную магию восстановления. Если он хоть на секунду потеряет концентрацию, то, вероятно, потеряет сознание прямо на месте.

Однако Тео не мог себе позволить упасть в обморок. До тех пор, пока он не убедится в смерти своего врага, Пана Эллионеса, это было слишком рискованно. К счастью, 4-ый Меч лежал неподалеку.

— … Подо-йди…

— …

Пусть Тео и был ранен, но это были сущие пустяки по сравнению с состоянием Пана Эллионеса.

Изначально, тело мастера меча было ближе к адамантиевому голему, нежели к человеку, и каждый из них мог свободно контролировать функционирование своих внутренних органов. Мастера меча были монстрами, способными противостоять мощнейшим магическим ударам лишь с помощью своей ауры.

Тем не менее, текущий вид Пана Эллионеса был просто ужасен.

Его нижней части тела больше не существовало. То же самое касалось и его правой руки, от которой остался лишь небольшой обрубок. Двуручный меч, рукоять которого до сих пор сжимала левая рука Эллионеса, рассыпался на части, словно упавший на брусчатку леденец, а доспехи, выкованные мастером-ремесленником, и вовсе превратились в труху.

Кожа 4-го Меча была поражена нестерпимым жаром и покрылась ожогами, в то время как его глаза попросту расплавились.

— Отлично, ух…х, — задыхаясь, произнес Пан Эллионес, — Моя сила…раздавлена…в лобовом… Эта…мощь… Я не знаю…

— Что Вы имеете в виду? — переспросил порядком удивленный Теодор, — Вы не признаете своё поражение, потому что Вашим противником был кто-то моложе Вас?

— Н-н…

— Нет, всё в порядке. Нет смысла спрашивать Вас о таких пустяках, так как у Вас проблемы с дыханием.

И это не было преувеличением. Пан Эллионес находился при смерти в прямом смысле этого слова. Его раны были несовместимы с жизнью, поэтому не было бы ничего удивительного в том, если бы он перестал дышать.

Вот почему Теодор спросил его о том, что никак не мог выкинуть из своей головы во время боя.

— Почему Вы солгали?

— Ухм-м-м?

— Насчет сестры Рэндольфа, Ребекки.

Поначалу Теодор этого не понял. Напряжение, охватившее его во время битвы, затуманило его взор. Однако, как ни странно, при подготовке Абраксаса он кое-что осознал. Его чувствительность была усилена двумя божественными силами, и Теодор понял, что Пан Эллионес не был человеком, который пошел бы на такой шаг.

— Твои чувства, хороши.

В умирающем человеке ещё теплился последний лучик жизни. На востоке это явление называли "предсмертной вспышкой"; последний момент ясности, который наступал перед смертью.

Дыхание Пана Эллионеса ненадолго стабилизировалось, и он, взглянув на небо своим размытым взором, тихо пробормотал:

— Ребекка — блестящий ученик. Убивать её ради чего-то подобного — недостойно и подло. Правдивость моего заявления не имела значения. Главное было добиться, чтобы сэр Кловис ушел.

— Вы настолько хотели сразиться со мной?

— Верно. Я действительно всё подстроил таким образом, чтобы получить возможность убить тебя. Но в результате ты победил, а я проиграл…

Речь Пана Эллионеса внезапно оборвалась, но это был ещё не конец. Некоторое время он словно сомневался в чем-то, после чего с трудом открыл рот и произнес:

— А ещё я не сделал это потому, что больше не вижу будущего империи.

— Будущего? — машинально переспросил Теодор, — Что Вы имеете в виду?

— … Время пришло, — больше ничего не объяснив, Пан Эллионес резко сменил тему, — Я — человек, посвятивший свою жизнь и свой меч империи, и есть лишь одно, чему я могу научить победителя. В следующий раз ты должен лучше осознавать силу, которую используешь.

— Почему Вы так говорите? Разве не моя техника сделала с Вами это?