Маг - [10]

— Чтобы всё у тебя получилось, и ты с честью справился со всеми трудностями. Путь осилит идущий.

Мы чёкнулись и пригубили вино. После наступила неловкая пауза. Время близилось к вечеру, и мы решили собираться. Я расплатился с официанткой по счету. Лилия подвела возле зеркала в холле помадой, свои губы и поправила причёску.

Поднимаясь по крутой лестнице вверх, я подал ей руку, отмечая, что хотя вино было лёгким, всё же немного ударило в наши головы. Ощущение было приятным и умиротворённым.

За дверями кафе нас встретила жаркая атмосфера, разогретых за день от беспощадного солнца, каменных стен и асфальта. Чтоб не дать алкоголю возможности, окончательно нас одолеть и усыпить ленивой истомой, я решил предложить прогуляться на свежем воздухе по набережной или посидеть где-нибудь в тени. Идея с прогулкой не сильно обрадовала мою спутницу, а вот на счёт — посидеть, она согласилась. Тогда мы направились в сквер на Звездинку. К счастью свободные лавочки там нашлись.

Мы присели, и я по привычке потянулся за сигаретами.

— Тебе не кажется, что ты очень много куришь? — спросила Лилия.

— Нет, но так спрашивают все, кто не имеет этой вредной привычки.

— Ну, а как насчёт того, что капля никотина убивает лошадь?

— Знаю, знаю…. а вот, хомяка она разрывает на куски…

Мы рассмеялись, и я выпустил вверх, струящуюся дорожку клубящегося табачного дыма.

Дом в Холодном переулке

Этот дом в Холодном переулке, выглядел достаточно убого и не привлекал ничьего внимания. О жильцах последние несколько лет, не было ни какой информации. Есть они или нет, живут ли, или только наведываются. Никому до этого не было дела. Одно только успокаивало службу коммунального хозяйства, что никто их не беспокоил, не смотря на ветхость жилья, с постоянными жалобами и просьбами, на выделение средств, для восстановительных работ.

Этот дом одиноко жил сам своей жизнью и поэтому стал удобным прибежищем для совсем неожиданных для него постояльцев.

А в одной из квартир, этого, давно всеми позабытого дома, на оббитом истёршейся, выцветшей кожей, диване, развалившись, закинув левую ногу на спинку, возлежал, источая аристократическую изысканность, худощавый Князь с пузатым бокалом в руке.

Он, неспешно, умеренными глотками, попивал свой зелёный абсент. Его веки были прикрыты, а чудовищно непомерно большие усы, придавали улыбке таинственный шарм, граничащий с оттенком намеренного безумства. Казалось, ничто в этот миг не могло потревожить его невозмутимого спокойствия, погружённого в океан блаженства.

Старинная, рассохшаяся от времени и изъеденная шашелем мебель, стояла, скрывая свою филигранную резьбу, вековым, серым слоем матовой пыли. Тяжёлые, полинявшие и выгоревшие шторы, словно гирляндами увешанные паутиной, поддерживали в помещении полумрак, несмотря на то, что, на улице стояла, ясная, солнечная погода. Дубовые половицы, имели плачевный вид, зияя матовыми островками облупившейся полировки. Но, не взирая на свою затрапезность, они сохранили былую прочность, наплевав на бегущее неумолимое время. В квартире стоял устойчивый мрачный и затхлый дух, давно непроветриваемого и не жилого помещения.

— Какая невыносимая скука, — вздохнул тяжело ухоженный чёрный кот, спрыгивая с насиженного места на резной атаманке, которую украшал в былую давность роскошный, и непомерно дорогой голландский гобелен.

Атаманка, надрывно скрипнула, покрываясь сетью бегущих маленьких трещин и из лопнувших дыр, как фантастические вьюны, вынырнули проржавевшие спирали тугих пружин. Тут же маленьким взрывом, всклубилось облачко ветхой и пресной пыли, рассыпая на траченный молью ковёр кусочки трухи и обрывки истлевших ниток.

— Ах, мон шер, а вы помните, как здесь было, в прошлом веке, в семнадцатом году? — кот запрыгнул, на круглый крутящийся стульчик и, раскручивая его вверх, обернулся чернокожим арапом, облачённым в одежды, присущие новому времени.

Он, открыл крышку чёрного, как и сам рояля. Посмотрел секунду на оскалившуюся ему улыбку, белых клавиш слоновой кости, и с нахлынувшим вдохновением заиграл, с неистовством и исступлением, то, что музыке и не снилось.

Бедный, старый Стенвейн, извергал истошные звуки, временами изрядно фальшивя и сбивчиво срываясь навзрыд. Сумасшедший аккорд оборвал этот фарс и глумление над старым роялем.

— Инструмент не настроен, — сказал в своё оправдание Клео, оттолкнувшись руками, описывая круг, на своём вращающемся стуле — и концерт отменяется. Так что, просьба к присутствующим в зале, медленно и без давки, покидая зал, не забыть сдать свои драгоценности, милым людям с винтовкой и маузером, что приветливо ждут вас на выходе.

— Браво, браво, — послышался томный голос, сопровождаемый одинокими аплодисментами. — Неужели так всё и было?

— Да, моя дорогая Пепелла, — отозвался с ностальгией в голосе чернокожий красавец.

— Это были забавные времена. Вся огромная эта страна, утопала в безумстве и мутном хаосе, угрожая пожаром народных восстаний, перекинутся через всю планету. «Грабь награбленное», «Бей буржуев», «Да здравствует Революция», «Всю власть народу»… Эх, как было чертовски весело, куда там Риму с крахом его Империи и восстаниями голодных рабов. Здесь мы славно повеселись. Став сторонниками пролетариата, представителями новой власти — мы являлись по всей стране как предвестники нового времени.