Мафиози из гарема - [96]

— Ну куда же вы в таком виде пойдете? — удивился тот. — Давайте за мной, я дам вам что-нибудь из одежды.

От подобного заявления казачку с янычаром едва не хватил удар. Однако от предложений султана не отказываются, и они покорно потащились следом за сиятельным владыкой, понимая, что это, скорее всего, последняя прогулка в их жизни.

…Иван Птенчиков трусил на Васькином Горбунке по залитым солнцем улицам Истанбула. Погода установилась наиприятнейшая, и ничто не напоминало о недавних катаклизмах в виде снежных «сугробиков», лежавших на крышах и улицах города. «Бабье лето, — думал Иван, любуясь золотыми листьями, срывающимися с деревьев. — Совсем как у нас в Москве во второй половине сентября». Однако стоило повернуть голову в другую сторону, как взгляд натыкался на какую-нибудь пальму, и становилось ясно, что находишься не в Москве.

Иван направлялся к дому Алишера. У него оставался должок перед жителями славного города Истанбула — данное им некогда обещание, — и учителю совсем не хотелось, чтобы его имя, пусть и вымышленное, склоняли в нелицеприятном контексте.

Почтенный ашджи-баши находился во дворце, но на улице возле его дома царило оживление: всхлипывающая Зульфия провожала в дальний путь многочисленное семейство соседки, к которому за последние дни успела весьма привязаться. Была здесь и ее сестрица, вдова Фатима, с обожаемым сыном, который так и не освоил искусство преодолевать возникающие на пути к облакам крыши, но вспоминал своего Учителя с благодарным трепетом в душе. За Фатимой преданной тенью следовала дочь престарелого гончара, которого добрая женщина приютила под своим кровом. Впрочем, взгляды юной красавицы, которые не могла скрыть даже плотная паранджа, предназначались в основном не вдове, а ее могучему сыну. Птенчиков увидел и жену разорившегося купца, и семейство излишне азартного чеканщика, и множество других жителей Истанбула — от бывших богачей, привыкших к роскоши и достатку, до скромных тружеников, считающих каждую попавшую в их руки монетку великой милостью Аллаха. Всех их сплотила общая беда и та надежда на избавление от злобных демонов, терзающих город, которую подарил в памятную ночь удивительный бухарец Хасан.

— Приветствую вас, благородные жители Истанбула! — весело окликнул Иван собравшуюся толпу, спрыгивая с Горбунка на устланную шуршащими листьями дорогу. — Да пошлет Аллах мир и любовь в ваши сердца!

— И тебе благоденствия, — вяло откликнулись собравшиеся, слишком занятые трогательной процедурой прощания. Разумеется, полежавшего в Реабилитационном центре Птенчикова никто не узнал.

— Братец Хасан просил передать вам привет и сказать, что он никогда не забывает своих обещаний, — громко продолжил Иван. Толпа мигом всколыхнулась — на мэтра обратились десятки взволнованных глаз:

— Где он?

— Не попал ли в беду?

— Так, говоришь, ты его брат?

Иван едва успевал отвечать:

— Он жив-здоров, но вынужден был покинуть Истанбул по семейным обстоятельствам. А чтобы не обмануть ваших ожиданий, попросил меня закончить начатое им дело, расквитаться с вашими обидчиками и уничтожить стамбульские казино на корню. Словом, знайте: закладывать имущество, расставаться с домами и идти в рабство никому больше не придется. Все ваши долги скоро будут аннулированы.

— Да как же это? — заголосили боящиеся поверить неожиданному счастью горожане.

— Следите за выпусками последних известий, — таинственно улыбнулся Птенчиков и вскочил на Горбунка.

— Имя! Скажи нам свое имя, чтобы мы могли денно и нощно возносить молитвы Аллаху за твое поистине бесценное здоровье! — раздались благодарные голоса.

— Какая разница? — откликнулся Иван, пуская Горбунка тряской рысью. — Зовите меня… Синдбад-мореход!

Он поддал шенкелей и исчез за поворотом. Толпа перед домом Алишера замерла в благоговейном молчании.

— Нет, это не Синдбад-мореход, — торжественно начал чеканщик.

— Никогда Синдбад-мореход не путешествовал на ишаке и не рисковал своей жизнью ради благополучия посторонних людей, — согласно кивнул разорившийся купец.

— Только один человек способен на такие деяния! — звонко воскликнула Зульфия.

— И только один человек способен избавить полгорода от долгов, не раздав при этом ни единой монеты, — усмехнулся в седую бороду старый горшечник.

— От великой Бухары до славного Истанбула, от Багдада до Самарканда и от Коканда до Ходжента гремит его имя…

— Султаны и эмиры при одном упоминании о нем начинают трястись от ярости…

— А честный люд хохочет в чайханах, передавая из уст в уста легенды о его похождениях!

— Возмутитель спокойствия…

— И сеятель раздоров…

— Несравненный Ходжа Насреддин! — возликовала толпа.

— Подождите, подождите, — внезапно обеспокоился сын вдовы. — Разве знаменитый ишак Ходжи Насреддина был горбат?

— Зри в корень, юноша, зри в корень, — снисходительно посоветовал бывший купец, получивший неплохое образование.

И все снова принялись возбужденно кричать и смеяться, предвкушая удивительные события, которые вот-вот произойдут в их родном городе. Только глупый башмачник, случайно проходивший мимо и присоединившийся к толпе «потусоваться», озадаченно чесал длинный нос. Он никак не мог сообразить, где же у ишака корень.