Мадонна миндаля - [94]

Вскоре стал виден крепостной вал и мощные красные стены огромной крепости Порта-Джиова. Башни на этих стенах были похожи на хранителей тысячи ключей, благодаря которым семейство Сфорца могло всегда спокойно оставаться в своем дворце, а все остальные горожане — у его стен. Но сегодня гигантские ворота с башней Филарета, украшенной часами, были распахнуты настежь, и толпа втекала в них под зловещим взглядом свернувшейся змеи, которая изображена была над воротами и служила центральной фигурой в гербе герцогов Сфорца. А ведь эта змея вот-вот кого-то ужалит, вдруг подумал Бернардино. Сегодня охрана у ворот состояла из наемных воинов, которые, разомкнув обычно скрещенные пики, пропускали в крепость всех желающих. А там, на просторном внутреннем плацу, было просто не протолкнуться, и в борьбе за лучшее место дело порой доходило до мордобоя. Сестра Бьянка, крепко схватив Бернардино за руку, потащила его куда-то по внешнему краю этой чудовищной толпы, а затем вверх по каменной лестнице, вход на которую был рядом с так называемой Гирляндой, каменной стеной-завесой. На верхней площадке лестницы маячила фигура в ярко-синем шелковом одеянии. Этот человек явно ждал аббатису и, завидев ее, почтительно преклонил колена и поцеловал гранатовый перстень у нее на руке.

— Здравствуй, Маттео, — приветствовала его сестра Бьянка. — Если бы этот день не оказался столь мрачен, я бы от души порадовалась, ибо сейчас состоится поистине знаменательная встреча двух гениев, великого писателя Маттео Банделло[46] и великого художника Бернардино Луини.

Мужчины поклонились и с интересом посмотрели друг на друга. Художник, совершенно чуждый святости, был облачен в одежды монаха, хотя монаху не пристало выглядеть таким красавцем. Писатель же, напротив, внешность имел довольно невзрачную, даже неприятную, будучи на самом деле монахом, хотя в данный момент одет был в самые лучшие, изысканные одежды, которые сделали бы честь любому, даже самому щеголеватому придворному. У писателя, впрочем, удивительно хороши были глаза, в которых светился живой ум.

— Надеюсь, синьор Луини, у нас еще будет возможность побеседовать, ибо я в восхищении от тех ваших работ, что мне довелось видеть, — сказал писатель.

Бернардино, который никогда не питал особого пристрастия к чтению, не сумел ответить столь же учтиво, лишь намекнув на тот восторг, который испытал при знакомстве с романами Банделло. Но тот не стал дожидаться ответных любезностей и снова заговорил, его быстрый ум, о котором свидетельствовала энергичная жестикуляция, работал в столь важный и ответственный момент в полную силу.

— Ты все принесла, Бьянка? — спросил он у аббатисы.

— Да, — ответила она, — пятнадцать тысяч крон.

— Из монастыря?

— Ну, вряд ли в монастырской сокровищнице нашлась бы такая сумма, — не смогла сдержать улыбку аббатиса. — Нет, это передал один человек, который хорошо знает графиню и желает ей добра.

— Алессандро Бентивольо, — кивнул Банделло. — Что ж, твой отец всегда был человеком благородным, и подобная щедрость весьма для него типична.

Сестра Бьянка улыбнулась странной полуулыбкой и быстро прошептала в ответ:

— Он к тому же великий дипломат и понимает, что в данном случае от его имени придется действовать мне — самому ему негоже здесь появляться. Графиня, с точки зрения простых людей, совершила серьезное преступление, и мой отец, помогая ей, не может позволить, чтобы об этом стало известно всем, ибо народ сочтет его действия оскорбительными. Как не может этого и герцог, кстати, он-то здесь?

— Ну что ты! — покачал головой Банделло. — Франческо Сфорца никогда не станет рисковать собственной головой и появляться при таком стечении народа, несмотря на все предпринятые им военные кампании. Но ты можешь быть уверена: он наблюдает за происходящим из окошка башни Росетта, находясь в полной безопасности. — И в пояснение своим словам писатель мотнул головой в сторону той части замка, основу которой составляла неприступная скала. Окна этой башни как раз выходили на площадь. — До Росетты можно добраться только по подъемному мосту, который, как вы сами видите, сейчас поднят. Будем надеяться, что название того глубокого рва, над которым этот мост перекинут, не является пророческим.

— И как же он называется? — поинтересовался Бернардино.

— Fossato Morto. Ров мертвых, — ответил с дьявольской усмешкой Банделло и взял у аббатисы тяжелый кожаный кошель. — Ну что ж, попытаемся что-нибудь сделать с помощью этого золота. Подождите, пожалуйста, здесь, я скоро вернусь.

Бернардино и аббатиса видели, как синяя фигура писателя мелькнула на крепостном валу и исчезла в огромной круглой башне, названной в честь покойной хозяйки замка Боны Савойской. А толпа под стенами Гирлянды шумела все громче, все беспокойней, и по всей площади разносились песни — как псалмы, так и непристойные кабацкие куплеты. Собравшиеся зрители развлекались, как могли, в ожидании обещанного им кровопролития. Сестра Бьянка, посмотрев на все это, невольно зажмурилась, губы ее шевелились в молитве, и Бернардино не сразу решился прервать ее разговор с Богом, но потом все же шепотом спросил: