Мадлен. Пропавшая дочь. Исповедь матери, обвиненной в похищении собственного ребенка - [11]

You are my Madeleine,

Му only Madeleine.

You make me happy when skies are grey.

You’ll never know, dear, how much I love you.

Please don’t take my Madeleine away[1].

Сейчас, после того, что произошло, на глаза у меня наворачиваются горькие слезы, когда я думаю о том, что произносила именно эти слова. Теперь эта песенка для меня обрела жуткий скрытый смысл, точно мелодия колыбельной в фильме ужасов.

К счастью, Мадлен вскоре избавилась от бессонницы, и случилось это вдруг, совершенно неожиданно. В сентябре мы всей семьей поехали в Италию на свадьбу Фионы и Дэвида, и однажды ночью малышка заснула и без каких бы то ни было очевидных причин проспала целых шесть часов. Для нас это был настоящий праздник.

Вообще-то первые шесть месяцев после рождения дочери я жила практически затворницей. Все мои друзья в Ливерпуле и Глазго имели детей, но в Лестере дело обстояло иначе, и это означало, что днем они работали, а я почти все время проводила со своей маленькой, самой любимой подружкой. Куиниборо — красивая деревня, но гулять там неинтересно, поскольку нет кафе или других мест, где можно было бы провести время. В поля, где мы с Джерри бегали, с коляской тоже не пойдешь. Поэтому в ноябре 2003-го, отдав Мадлен в ясли, которые находились недалеко от нашего дома, я решила выйти на работу на неполный день. Хоть мне меньше всего хотелось расставаться с ней, я осознавала, что не должна терять квалификацию: с точки зрения профессии надолго выпадать из рабочего процесса нежелательно. К тому же я понимала, что ясли привнесут разнообразие в жизнь Мадлен. Расставшись с ней в первый раз, я не находила себе места и ужасно скучала. Но со временем я почувствовала, что такой режим дает мне своего рода передышку, возможность заниматься чем-то другим, встречаться с людьми. В конце концов это помогло моему мозгу заработать с прежней силой.

Однако такая жизнь продлилась недолго: в январе 2004-го, когда Мадлен было семь месяцев, мы уехали на год в Амстердам, где Джерри должен был освоить работу на магнитно-резонансном томографе (МРТ).

Для Великобритании использование этого метода в кардиологии в то время было делом относительно новым, и это предложение стало для Джерри большой удачей. Его замечательные новые коллеги быстро превратились в настоящих друзей, и знания, почерпнутые в Амстердаме, немало поспособствовали его карьерному росту, когда мы вернулись домой.

Поскольку для меня работы в Амстердаме не предвиделось, я снова полностью посвятила себя Мадлен. Я всегда считала, что мне повезло — иметь возможность постоянно быть рядом с ней в такой важный период ее жизни. Мы записались в две группы молодых мам и стали ходить в бассейн, где быстро обзавелись друзьями. Мы гуляли в парках, заходили в кафе или же просто бездельничали дома — смотрели кино и баловали себя тортиком. То был маленький островок рая на земле.

Да, Мадлен была нам дорога, да, мы чувствовали, что нам с ней очень повезло, но мы с Джерри были полны решимости увеличить нашу семью. Учитывая сложности с зачатием, это означало, что нам опять придется пойти на ЭКО. Мы не могли знать, удачной ли будет эта попытка, и, даже если и так, сколько времени это займет. Начали мы с того, что весной я сходила к врачу. Не будучи гражданами Нидерландов, мы не были уверены, станет ли нами вообще кто-нибудь заниматься, поэтому были немало удивлены и обрадованы, когда ровно через месяц нас пригласил на консультацию специалист. Всего через шесть недель мы уже начали новый цикл ЭКО в Амстердаме.

На этот раз психологически все было намного проще. Как мне ни хотелось еще одного ребенка, теперь, слава Богу, у меня была Мадлен, которая спасала от отчаяния, и теперь я относилась к ЭКО более философски. Если получится — чудесно, если нет — что ж, нужно довольствоваться тем, что уже имеем. И все же меня одолевали противоречивые чувства. С одной стороны, я не могла отделаться от подспудного чувства вины, как будто мы, торопясь завести «очередного», стали пренебрегать Мадлен, обделять ее вниманием. Но, с другой стороны, я ни секунды не сомневалась, что люблю ее всем сердцем, и знала, что с братиком или сестричкой ей будет лучше.

Пройдя все процедуры ЭКО, я снова забеременела. Мы были на седьмом небе от счастья. Но на этот раз сканирование показало два бьющихся сердца. Близнецы! Круто! Однако к радости примешивалась тревога. Я, поработав в акушерстве и анестезиологии, слишком хорошо знала, что для женщины вынашивание двойни сопряжено с большим риском, в том числе и осложнений. К тому же меня одолевали сомнения, сможет ли мое тощее тело вместить двух детей. Впрочем, мы избавились от всех наших страхов благодаря двум голландским коллегам мужа. Когда Джерри поделился с ними своими тревогами, молодой врач Робин прервал его радостным восклицанием: «Супер! Двое по цене одного!», а милый Эрнут посмотрел на Джерри и, пожав плечами, мол, «и что тут такого?», произнес: «Я сам близнец». И сразу же наше беспокойство показалось если не неуместным, то, по крайней мере, излишним.

Тем не менее вторая беременность была совсем не похожа на первую. Во-первых, теперь у меня была Мадлен, которую следовало нянчить и развлекать, то есть времени на то, чтобы спрятаться от всех и немного отдохнуть, не было. Но самым существенным было то, что я физически чувствовала себя по-другому, даже в первые недели. Весь второй месяц мне ужасно хотелось жирной еды. Затрудняюсь сказать, сколько моих эсэмэсок со слезными просьбами купить по дороге домой чипсы получил за это время Джерри. Вообще-то в обычной жизни мне противно даже думать о таком количестве жира, но тогда мой организм утверждал, что это именно то, что мне нужно. Джерри и мои друзья подтвердят, что сочетание слов «Кейт» и «голод» — это что-то экстраординарное. Но на той стадии беременности мое тело требовало чипсов, хот-догов, пиццы и батончиков «Марс», и я поглощала их в огромных количествах.