Мадджхима Никая - [38]

Я подумал: «Что если я буду поглощён трансом не-дыхания?» Так я прекратил вдохи и выдохи через нос и через рот. И по мере того, как я так делал, громкие свистящие струи воздуха вырывались из моих ушей, подобно тому, как из мехов кузнеца вырывается свистящий громкий пар… А потому я прекратил вдохи и выдохи через нос, рот и уши. И по мере того, как я так делал, ужасные силы пронзали мою голову, как если бы сильный человек вскрывал бы мою голову острым мечом… Сильнейшие боли появились в моей голове, как если бы сильный человек затягивал на моей голове тюрбан из кожаных ремней … Колоссальные боли разрывали мой желудок, как если бы мясник или его ученик разрезали бы желудок быка… Моё тело сильно горело, как если бы два могучих человека, схватив слабого человека за руки, поджаривали бы его над ямой с горячими углями. И хотя я установил неутомимое усердие и незамутнённую осознанность, моё тело было взволновано и неспокойно из-за болезненных усилий. Но болезненное чувство, что возникло таким образом, не наводняло мой ум и не оставалось в нём.

Дэвы, увидев меня, сказали: «Отшельник Готама умер». Другие дэвы сказали: «Он не умер, но умирает». Третьи сказали: «Он ни умер, ни умирает, а он — архат, потому что таким образом живут архаты».

Я подумал: «Что если я буду практиковать, и при этом не принимать пищу?» Тогда дэвы пришли ко мне и сказали: «Почтенный, пожалуйста, не практикуйте без еды. Если вы не будете есть, мы будем вливать через ваши поры божественный нектар, и так вы выживете». Я подумал: «Если я решусь отказаться от пищи полностью, тогда как эти дэвы будут вливать через мои поры божественный нектар, то я обману [самого себя]». А потому я приказал им уйти, сказав: «Довольно».

Я подумал: «Что если я буду принимать только чуть-чуть пищи за один раз, только немного бобового супа, супа из чечевицы, супа из вика или супа из гороха?». Посему я принимал только чуть-чуть пищи, только немного бобового супа, супа из чечевицы, супа из вика или супа из гороха. Моё тело стало сильно истощено. Из-за того, что я так мало ел, мои члены стали похожи на соединённые части стеблей лозы или стеблей бамбука… Моя спина стала похожа на горб верблюда… Мой позвоночник выступил, как ожерелье из бусин… Мои рёбра выперли наружу, как балки старого покошенного сарая. Блеск моих глаз, казалось, утонул в глазницах, подобно блеску воды в глубоком колодце… Кожа моей головы сморщилась и иссохла, подобно тому, как зелёная горькая тыква высыхает и сморщивается на жаре и ветре… Кожа моего живота настолько прилипла к позвоночнику, что когда я трогал живот, то схватывал также и позвоночник; а когда я трогал спину, то дотрагивался также и до кожи живота… Если я писал или испражнялся, я прямо там же падал лицом вниз… Из-за того, что я так мало ел, то, как только я хотел облегчить тело, потерев его члены руками, волосы — сгнившие на корню — выпадали с моего тела по мере того, как я его растирал.

Люди, видевшие меня, говорили: «Отшельник Готама — чёрный». Другие говорили: «Отшельник Готама не чёрный, а коричневый». Ещё другие говорили: «Отшельник Готама ни чёрный, ни коричневый, а с золотистой кожей». Так сильно был испорчен чистый и яркий цвет моей кожи — просто из-за того, что я так мало ел.

Я подумал: «Какие бы жрецы и отшельники прошлого не испытывали бы болезненных, мучительных, пронзающих ощущений из-за их стараний, это [моё болезненное чувство] — самое сильное. Никто не мог вынести ещё большее [страдание]. Какие бы жрецы и отшельники будущего не испытывали бы болезненных, мучительных, пронзающих ощущений из-за их стараний, это [моё болезненное чувство] — самое сильное. Никто не сможет вынести большее [страдание]. Какие бы жрецы и отшельники настоящего не испытывали бы болезненных, мучительных, пронзающих ощущений из-за их стараний, это [моё болезненное чувство] — самое сильное. Никто не может вынести ещё большее [страдание]. Но через эти мучительные аскетические практики я не достиг какого-либо сверхчеловеческого состояния, или какого-либо отличия в знании и видении, достойного Благородных. Может ли существовать иной путь к Пробуждению?»

Я подумал: «Я помню, как однажды, когда мой отец из клана Сакьев работал, я сидел в прохладе тенистого миртового дерева, и тогда — в достаточной мере оставив чувственные удовольствия и неумелые умственные качества — я вошёл и пребывал в первой джхане: восторг и счастье, рождённые [этим] оставлением, сопровождались направлением ума и удержанием ума. Могло ли это быть путём к просветлению?» Вслед за этим воспоминанием пришло озарение: «Это путь к Пробуждению». Я подумал: «Так почему я боюсь этого удовольствия [джханы], которое не имеет ничего общего ни с чувственным наслаждением, ни с неумелыми умственными качествами?» Я подумал: «Более я не боюсь этого удовольствия, которое не имеет ничего общего ни с чувственным наслаждением, ни с неумелыми умственными качествами, но которого трудно достичь с настолько истощённым телом. Что если я приму какую-нибудь твёрдую пищу: немного риса и каши?» Так я принял твёрдую пищу: немного риса и каши. И теперь пять монахов, которые присматривали за мной, подумали: «Если наш отшельник Готама достиг какого-либо высшего состояния, он скажет нам». Но когда они увидели, как я ем твёрдую пищу — немного риса и каши — они в отвращении покинули меня, думая так: «Отшельник Готама живёт в достатке. Он оставил свои усилия и ниспадает к роскоши».