Мадам Змея - [7]

— Пожалуйста, сядь, — попросила она. — На траву… Иначе я подумаю, что прогнала тебя отсюда, и очень огорчусь. Ты не хочешь расстроить меня, верно?

— Я… я… не думаю, что мое присутствие…

— Я все объясню. Я увидела тебя через окно дворца. Я сказала себе: «О! Это герцог Орлеанский. Мне нужен его совет. Это мой шанс!»

Кровь прилила к его лицу.

— Мой совет? — сказал Генрих.

Она села на траву рядом с ним, что было странным поступком для такой дамы.

— Я хочу купить лошадей. Я знаю, что ты превосходно разбираешься в них. Я могу рассчитывать на твою консультацию?

Он посмотрел на нее по-прежнему недоверчиво, но его сердце забилось чаще. Он испытывал то радость, то настороженность. Она дразнит его, смеется над ним? Не намерена ли она показать ему, что он ничего не смыслит в том единственном деле, знатоком которого считает себя?

— Я уверен, что вы сможете найти людей…

Он собрался встать. Сейчас он попытается поклониться и убежать из сада.

Но дама положила свою тонкую кисть на его рукав.

— Я могу найти людей, умеющих говорить с умным видом, но мне требуется человек, мнению которого я могу доверять.

Он поджал губы. Она смеется над ним.

Женщина быстро продолжила:

— Я видела, как ты возвращался с охоты. Ты ехал на гнедой кобыле… прекрасное животное.

Еле заметная улыбка изогнула края его рта. Никто не мог смеяться над его кобылой — она была великолепна.

— Я бы хотела приобрести такую лошадь, если это возможно. Хотя вряд ли это возможно.

— Сделать это будет непросто, — сказал он и легко заговорил о восхитительном животном — о ее возрасте, достоинствах, характере.

Дама слушала очень внимательно. Генрих никогда еще не говорил ни с кем так долго. Поняв это, он снова стал косноязычным и захотел убежать.

— Расскажи мне еще, — попросила дама. — Я вижу, что поступила правильно, обратившись к тебе за советом.

Он заговорил о достоинствах других своих лошадей.

Она, в свою очередь, рассказала ему о своем доме, замке Ане, стоящем в долине реки Юры, о лесах, окружавших его. Это были великолепные охотничьи угодья, но она чувствовала, что они нуждаются во внимании специалиста. Там нужно многое сделать — вырубить старые деревья, посадить молодые. Он может многое рассказать ей об охотничьих угодьях.

Она выразила желание, чтобы он посмотрел их.

— Я с удовольствием покинула бы на время двор, — сказала женщина.

Генрих спросил, как ее зовут.

— Кажется, я не видел вас прежде.

Он был уверен в этом — он не мог забыть такую женщину.

— Я состою в свите королевы. Я люблю ее, но порой мне бывает одиноко. Понимаешь, я — вдова. Мой муж умер два года тому назад. Счастливые дни трудно забыть.

Она разгладила нежными белыми пальцами дорогую ткань своего платья. Она похожа на статуэтку, подумал юноша. На изображение красивой святой.

— Боюсь, я чувствую себя не в своей тарелке среди этого веселого двора, — добавила она.

— Я тоже! — с горечью произнес он. Ему уже расхотелось убежать; Генриху нравилось сидеть здесь и разговаривать с этой дамой. Он боялся, что кто-нибудь зайдет в сад и потребует ее внимания. Тогда он снова почувствует себя застенчивым юношей, неловким и скучным.

— Неужели? — сказала она. — Ты — сын короля. Я — всего лишь одинокая вдова.

— Мой отец… он ненавидит меня! — вырвалось у Генриха. Он не посмел сказать, что сам ненавидит отца, но его тон намекал на это.

— О нет! Никто не испытывает к тебе ненависти. И твой отец — в первую очередь. У меня есть две дочери. Я знаю. Родители не могут ненавидеть своих детей.

— Мой отец — может. Он любит моего младшего брата Карла. Любит моих сестер — Мадлен и Маргариту. Думаю, что любит дофина, хотя часто сердится на него. Но меня… нет. Я раздражаю отца.

— Нет, нет!

— Уверяю вас, это так. Я вижу это по его лицу, по его словам. Франциск — дофин, когда-нибудь он станет королем, отец не забывает об этом. Но он поддразнивает Франциска. Говорит, что он слишком надутый, одевается, как испанец, и предпочитает воду вину. Франциск умнее меня. Он быстрее овладевает французским. Но больше других своих детей отец любит Карла. Карлу повезло. Он был слишком мал, поэтому его не отправили в Испанию.

— Ты мог бы завоевать расположение отца так же легко, как Франциск.

— Каким образом? — с интересом спросил Генрих.

— Это потребует времени. Твой отец всегда окружает себя веселыми, остроумными людьми. Он не обижается, когда подшучивают над ним, если это его смешит. Заставив отца засмеяться, ты наполовину завоюешь его сердце.

— Он смеется надо мной… делает из меня посмешище.

— Он любит смеяться. Его остроумие — высшего сорта, оно понятно не каждому.

— Мой младший брат умеет его рассмешить.

— О, месье Карл будет копией своего отца. Герцог, если бы ты меньше боялся разочаровать своего отца, тебе было бы легче понравиться ему.

— Да, — согласился юноша, — это верно. Я всегда думаю о том, что я отвечу ему, прежде чем услышу его вопрос.

— Прежде всего ты должен запомнить: тебе нечего бояться. Когда ты кланяешься или целуешь руку даме, не бойся показаться неловким. Не думай об этом. Стой прямо, с высоко поднятой головой. Гораздо легче нравиться людям, когда не стремишься к этому. Извини меня. Я слишком много говорю.