Мадам Марракеш - [32]

Тело ее начало конвульсивно подергиваться, изо рта вырвался сдавленный крик.

Я не в силах все это перенести! Не пора ли остановиться? Робби мертв, и его больше нет, нет, нет!

Ее голова болталась из стороны в сторону, В глазах замелькало что-то белое. Она судорожно поднялась, обхватила себя руками и произнесла громким хриплым шепотом:

– Я должна сейчас выйти отсюда к людям. Туда, где есть люди, и где я перестану об этом думать. Надо остановиться! Пора остановиться! Я могу выйти из этой комнаты, но как уйти от себя? Прекрати это, Карлотта! Прекрати, я тебе говорю!

С одеревенелой спиной и вздернутым подбородком она прошла в спальню и в спешке достала из шкафа платье.

* * *

Покончив с ужином, Джереми, Чендлер и с ними Френки проследовали в бар и заняли угловой столик, окруженный несколькими стульями. Чендлер начал уже заказывать, но остановился и посмотрел на Джереми.

– К нам движется кусок старого жмыха и с ней эта мрачная ее приятельница. Полагаю, что встреча неизбежна. Лучше подождем и узнаем, что заказать им.

Они поднялись из-за стола. Чендлер улыбаясь показал на места за их столом.

– Добрый вечер, леди. Садитесь. Изобель, вы сегодня особенно обворожительны, осмелюсь вам сказать.

Кокетливо хихикая, Изобель уселась и подняла глаза на Чендлера.

– Могу поспорить, что вы говорите это всем девушкам, Чендлер. Я просто балдею от ваших шуток. Должна сказать, что я считаю себя полноправным членом клуба, и мне не нужны приглашения.

Чендлер громко засмеялся.

– Какой класс, Изобель! Я обязательно должен это запомнить, чтобы потом рассказать всем девушкам.

Насмешливая улыбка постепенно исчезла с его лица, и он обреченно вздохнул.

– Что вы будете пить, моя дорогая? Я имел в виду, дорогие.

Карлотта села рядом с Джереми и, заливаясь краской, не поднимая глаз, тихо сказала:

– Я должна поблагодарить вас, Джереми, за великолепный день. Каждое мгновение доставило мне огромное удовольствие.

Он придвинулся к ней ближе.

– Я очень рад, и… я должен изви… Изобель положила свою вялую ладонь на его руку.

– И я тоже благодарю вас. Все было великолепно и живописно. А вы слышали, как арабы перед ужином выкрикивают свои молитвы луне? Это так роумантично, не правда ли?

Джереми удивленно поднял брови.

– Да? О… конечно, романтично… да… да… Он вопросительно посмотрел на Чендлера.

На лице Чендлера, как всегда, ничего нельзя было прочесть, но в глазах появилась живая искорка.

– Да, – произнес он сухо. – Я тоже считаю, что это очень романтично. Но заметили ли вы грязные тряпицы, висящие на деревянных сооружениях, похожих на виселицы, наверху минаретов? Это ведь команда изготовиться к молитве. Я думаю, что их хотя бы раз в год стирают. И, разумеется, у муэдзина не может быть такого мощного, всепроникающего, сверхчеловеческого голоса. Знаете, как это происходит? Он спокойно сидит с микрофоном где-то посреди мечети, а повсюду в городе развешаны громкоговорители.

Изобель повернулась на стуле.

– Ну почему, почему вы разрушаете все это волшебство и роумантику. И все равно, мне это очень и очень нравится.

Глаза Джереми блуждали поверх головы Изобель. И зачем только эта женщина влезла. Такой был подходящий момент извиниться перед Карлоттой, попросить прощения за то, что я не понял… Но то, что он увидел у двери, заставило его на время отвлечься от этих мыслей.

– Ого, доложу я вам, – восхищенно произнес он. – Кстати, о волшебстве, предлагаю взглянуть на Малагу.

В дверном проходе стояла Малага, как всегда с гордо поднятой головой, и рыскала глазами по столам. На ней была роба длиной до пят из кораллово-розовой серебряной парчи. Полы снизу доверху были застегнуты на множество крошечных пуговок, величиной с горошину. Ее стройная талия была перехвачена черным бархатным кушаком, обильно украшенным золотом и серебром. На ногах вышитые черные бархатные бабуши.

Обнаружив их, она начала движение через зал, провожаемая восхищенными взглядами. Молодой араб в белой шелковой джеллабе даже приподнялся со стула, с полуоткрытым ртом и горящими словно маслины глазами.

Джереми и Чендлер встали. Джереми сделал поясной поклон и подал стул.

– Малага, ты, как Шахерезада, явилась к нам из «Тысяча и Одной Ночи».

Она пожала плечами и села.

– А я чувствую себя как приемная дочь Бабы-Яги.

Она не спеша и зорко оглядела зал.

– Что это за Богом забытое место? Кругом ни одного мужчины.

Губы Чендлера скривились в радостной улыбке.

– Благодарю, дорогая. Надеюсь, ты разрешишь этому евнуху, а может, я для тебя голубой? – заказать тебе что-нибудь? Кстати, откуда все это убранство? Ты выглядишь, как наложница из гарема. И я не видел тебя за обедом, И к слову о немужчинах, где наш Грег?

– Закажи мне бренди, и большой, – она говорила раздраженно, почти вызывающе. – И прежде чем ты покажешь здесь свои фокусы, я покажу несколько своих. И еще в запасе у меня есть. Мы с Грегом обедали во французском ресторане, в новом городе. Оба вышли, разумеется, на охоту. Попался один свободный кадр, к тому же чертовски хорош собой. Но оказалось, что его интересует Грег, а не я. Представляете! А, как известно, Грегу мужчины не нужны, ему мальчиков подавай, и он отправился за ними, на охоту. Знаете, он сказал, что здесь есть детские бордели и с мальчиками, и с девочками. В общем, на любой вкус, кроме моего.