Мадам Гали. Свободный полет - [88]

— Твое невежество меня восхищает. Кажется, не первый день во Франции, а… Итак, слушайте, господа заморские туристы. В Шампани производили прекрасные вина. Но! Создателем именно того благородного шампанского, играющего в бокале, шампанского, которое прославило Францию и которое мы пьем по сей день, является Дом Периньон. Монах-бенедиктинец знал законы химии и физики, а главное — он был потрясающим дегустатором. Бог одарил его необыкновенной остротой восприятия и тонким и изощренным вкусом, возможно — в качестве своеобразной компенсации потерянного зрения. Представляешь, Дом Периньон, попробовав одну ягодку, мог безошибочно назвать не только виноградник, откуда она взята, но и участок, и даже конкретную лозу! Он знал лозы Шампани как собственных детей. Его поразительная вкусовая и обонятельная память сыграла решающую роль в создании нового — для того времени — шампанского вина. Купажирование в подвластной ему винодельне поднялось на фантастическую высоту. Дом Периньон так составлял купажи виноматериалов, поступавших из разных виноградников, что смесь обладала более высокими достоинствами, чем отдельно взятые компоненты, и потрясающим букетом. И с тех пор качественное шампанское — всегда сложный купаж вин не только из разных виноградников, но и разных лет урожая (между прочим, во Франции такой купаж разрешен только в Шампани!). А вообще происходило все с благословения архиепископа Реймского — Генриха Савойского. Ну, собор я тебе покажу попозже.

Клифф поморщился. Фрески и красоты знаменитого собора его мало волновали, но он знал: Гали не откажет себе в удовольствии еще раз взглянуть на витражи Шагала.

— Так вот. Генрих Савойский (дело происходит, кстати, в середине семнадцатого века) заинтересовался «пенящимся вином» из провинции Шампань. Архиепископ пригласил лучших виноделов-монахов, чтобы те собирали опыт крестьян и записывали. Монахи не только «записывали», они сами много чего умели, поэтому начали экспериментировать, ставили опыты. И знаешь, Генрих Савойский десятки лет руководил их работой. Бенедиктинцу Дому Периньону архиепископ доверил винные погреба Отвильерского аббатства. Именно здесь и родилось шампанское. Десятилетия работы остались позади. И вот однажды наступил священный миг: первая в мире бутылка шампанского откупорена, стакан приблизился к губам — и в прохладном подземелье звучат бессмертные слова… Ты, разумеется, их не знаешь.

— Ты, как всегда, права, милая. А что он такого сказал?

— «Я пью звезды!»

— Очень романтично. Так это сам архиепископ назвал шампанское Дом Периньон?

— Ох… Историческая справка номер два. Самые живописные виноградники Шампани спускаются с горы Реймс вниз, к Марне. Рядом там была деревушка Кумере, где родился будущий винодел Клод Моэ. Знакомое имя? В свое время его постоянной клиенткой стала мадам Помпадур. «Шампанское — единственное вино, выпив которое женщина не теряет своей красоты» — таков был вердикт фаворитки короля; уж она-то никак не могла себе позволить потерять красоту. Вот компании «Моэ и Шандон» и принадлежит честь создания божественного шампанского Дом Периньон, достойного увековечить имя отца-основателя. В ту пору монаха уже давным-давно не было на свете.

— Дорогая, — взмолился уставший от свалившейся на него информации Клиффорд, — может, мы все-таки вернемся в город и продолжим наши дионисии?

— Как скажешь, — миролюбиво согласилась Гали. Именно после очередной дегустационной экскурсии она намеревалась привести свой план в исполнение.

Волшебный праздник завершался обычно где-нибудь в уютном сельском пансионе. И вовсе не потому, что Гали хотелось провести «ночь любви в шампанском». Ей совершенно не улыбалось оказаться в руках коварных полицейских, поджидавших на дорогах беспечных гуляк с праздника вина. Стоят со своими трубочками для алко-теста, ну совсем как в Москве.

Хатчинсон все-таки умудрился — когда успел? — глотнуть виски и пришел в игривое настроение.

— Милая, поедем бай-бай.

Приветливая владелица крошечной гостиницы предложила им две очаровательные комнаты. Накрахмаленные до хруста простыни пахли лавандой и еще какими-то травами, на столе появилось блюдо с яблоками. Хозяйка пожелала им спокойного отдыха. «Когда разбудить, мсье и мадам?» — «Никогда», — заявил Клиффорд. Захмелев, он становился ужасно разговорчив и не обижался, когда Гали вяло отвечала на его ласки.

— Клифф, что хотели от тебя люди из посольства?

— Ты о чем, дорогая?

— Клифф, ты прекрасно знаешь о чем. Я не отстану от тебя, пока не узнаю правду. Ты забыл — мы с тобой партнеры, и если ты за моей спиной решил вспомнить проделки в Далласе, то…

Хатчинсон безумно хотел Гали, но в подпитии без ее помощи он ничего не мог. Он также понимал — пока он не расколется, удовольствия не получит. Но самое главное: из его хмельной башки выветрилось указание «дипломатов» держать их беседу в ресторанчике в строжайшем секрете.

— Господи, как ты могла такое подумать, Гали. — Он потянулся к любовнице и нежно поцеловал ее плечо. — Это совсем иное. Дай сюда пальчик.

— Что «другое»? — Она пристально посмотрела в мутные глаза Клиффорда.