Мадам Гали. Свободный полет - [71]

Переправить найденное сокровище в Париж оказалось проще простого — во всяком случае, для Гали. За месяц до возвращения она навестила посольство Франции. Разведка оказалась удачной. Первым, кого она встретила в бывшем особняке Морозовых на улице Димитрова (ныне Якиманка), был второй секретарь посольства Морис Армани.

— Мадам Гайяр, я счастлив вас видеть. — Армани наклонился к руке Гали, чтобы поцеловать.

Морис Армани говорил чистую правду. Еще в эпоху «замужества» Гали с Гайяром он, будучи еще молодым атташе, увидев Галину Бережковскую, потерял покой. Настолько, что даже посмел выказать ей свое расположение. Правда, особая храбрость требовалась лишь в отношении французской стороны — сам Армани прекрасно знал, что представляет собой будущая мадам Гайяр. И вот снова она.

— Мсье Армани, я давно уже не мадам Гайяр. Я — мадам Легаре, но… — многообещающе улыбнулась Гали, — но и это ничего не значит.

Хотя для сотрудников соответствующего отдела посольства ее статус не был секретом. И Морис Армани, если бы у него появилось желание получить нужную информацию, узнал бы правду. Только Гали прекрасно знала — наводить справки о ней Армани не станет. Зачем ему привлекать внимание к своей персоне?

— Я могу пригласить вас на ланч, мадам Легаре?

— Просто Гали, — промурлыкала она своим особым «сексмобильным» голосом. Мужчина, который спал и видел Гали в своей постели, попадался на этот хрипловатый зазыв, как голодная рыбка на червяка, искусно прицепленного на крючок. — Конечно, я с удовольствием позавтракаю с вами, Морис. Куда мы поедем?

В ресторане «Узбекистан» им подали шашлык из небольших кусочков баранины и массу ароматной зелени.

— Как вам живется в Париже, Гали? Не скучаете по России? — Морис Армани говорил почти без остановки, спрашивал о всяких пустяках. Он понимал — стоит ему остановиться, и он перестанет владеть собой.

— Замечательно, Морис. Мне кажется, я всегда жила во Франции. А вы? Вам еще не надоела Москва?

— Ну что вы, Москва чудесный город. Когда я уезжаю домой в отпуск, то уже через неделю начинаю скучать: мне снится храм Василия Блаженного, Тверской бульвар, памятник Пушкину…

Армани действительно очень любил Москву.

— А что вам снилось в этом году?

— Пока ничего, — засмеялся Морис, — я улетаю домой через две недели. Жена и дети уже в Париже, а меня попросили немного задержаться.

— Как интересно, а каким рейсом? — Гали превратилась в сплошную струну — так напряженно работал ее мозг. — Мне тоже заказаны билеты на это время.

— Дайте вспомнить. Ага, вылетаю в четверг шестнадцатого, рейс десять двадцать пять. Москва — Париж.

— «Аэрофлот» или «Air France»?

— «Air France», разумеется. Возможно, мы летим одним рейсом?

— Возможно, но я должна дома посмотреть на билет.

Она должна немедленно обеспечить себе именно этот рейс. Кровь из носу. Мама, конечно, огорчится, будет беспокоиться, спрашивать, что случилось. Это печально, но уладить легко… А вот Анатолий… с ним как быть? Рассказать ему все? Исключено. Ей никогда никто не позволит вывезти такие ценности из страны. Но Гали на то и Гали, чтобы принимать экстравагантные решения. Она — единственный в своем роде экземпляр, штучная работа. Мечта коллекционера. Если вспомнить, что к этому времени ее имя зачислено в реестр уже трех собирателей — КГБ, «Моссад» и ДСТ, то порой «коллекционерам» от разведывательных спецслужб можно и посочувствовать. Звезды были на ее стороне — билет на Париж был с открытой датой. А то, что ей придется вернуться раньше? Анатолию она скажет… Скажет, что Бутман нашел подходящее место для галереи и требуется срочно подписать договор на аренду. Идея галереи, где можно устраивать выставки-продажи, на Лубянке одобрили. Ну возвращается на пять дней раньше — так это для мамочки трагедия, а куратору — ничего особенного.

На следующий день ей позвонил Морис:

— Гали, если у вас нет серьезных планов на завтра, я приглашаю в Архангельское.

Рыбка на крючке. Вопрос — где ее съесть.

— Я с удовольствием прогуляюсь по подмосковному Версалю.

Гали была сама любезность. Не более. Прием сработал.

— У вас неважное настроение, мадам. Я могу помочь?

— Вы правы, Морис. Но отложим неприятности.

Так где же съесть рыбку? Куда мы едем? В Архангельское. А где Люськина дача? В Хотькове.

Утром, в машине, она, прислонившись щекой к водителю, робко спросила:

— Морис, а если мы вместо Архангельского поедем в Загорск. Я очень давно не была в лавре.

— Отлично, — обрадовался Армани. Ему нравилась русская православная архитектура.

Возле ворот лепилось множество сувенирных киосков, рассчитанных на кошелек богатых иностранных туристов. Армани, который бывал здесь не раз, подошел к знакомому киоску, где постоянно что-нибудь покупал на память.

— Гали, я хочу подарить вам сувенир — в память о нашей поездке. Так, скромный пустячок. — Очаровательное пасхальное яичко опустилось в ладонь Гали. Искусно выточенное из дерева, причудливо расписанное, оно алыми цветами горело на ярком солнце. Оторвавшись от созерцания прелестной игрушки, Гали проникновенно взглянула на француза.

— Я тоже хочу кое-что подарить вам, Морис.

Ключи от дачи лежали у нее в сумочке. Поздно вечером она привезла их от Люськи. «Действуй, Галка, — напутствовала подруга. — Однова живем». Сама Голубева после замужества превратилась в верную жену и сумасшедшую мать троих сорванцов. Но подругу жалела — видимо, тамошние мужики нашим в подметки не годятся. В будний день осенью дачников мало. Сторожа водились лишь в элитарных поселках, поэтому доехали они до дома 18 по улице Коминтерна без приключений и свидетелей. Морис вышел из «пежо» и толкнул низкие деревянные ворота. В ту пору в России никто ничего еще не запирал, и скрипучие створки разъехались в обе стороны.