М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников - [8]

только что переведенным из Сибири на Кавказ. От Одоевского

Лермонтов мог узнать многое о Грибоедове и Рылееве, о восстании

14 декабря 1825 года, о сибирской ссылке. К сожалению, Одоевский

не оставил воспоминаний, и об их увлекательных беседах мы можем

только догадываться по стихотворению Лермонтова «Памяти

А. И. О<доевско>го».

Я знал его: мы странствовали с ним

В горах востока, и тоску изгнанья

Делили дружно; но к полям родным

Вернулся я, и время испытанья

Промчалося законной чередой;

А он не дождался минуты сладкой:

Под бедною походною палаткой

Болезнь его сразила, и с собой

В могилу он унес летучий рой

Еще незрелых, темных вдохновений,

Обманутых надежд и горьких сожалений!

5

С Кавказа Лермонтов был переведен в Гродненский гусарский

полк, расквартированный в Селищенских казармах под Новгородом.

Двухмесячное пребывание поэта в этом полку отражено в воспоми­

наниях А. И. Арнольди и М. И. Цейдлера.

Лермонтов подружился с корнетом Николаем Александровичем

Краснокутским, который «с ранней молодости обращал на себя

внимание своим многосторонним образованием. Замечательный

лингвист, он владел свободно десятью языками, много занимался

живописью и музыкой и был всегда душой полковой молодежи.

Он помогал Лермонтову в переводах иностранных произведений

19

и жил с ним на одной квартире в Селищенских казармах» 1.

Так, А. И. Арнольди вспоминал, что Краснокутский сделал для

поэта подстрочный перевод сонета Мицкевича «Вид гор из степей

Козлова».

Наконец, усиленные хлопоты Е. А. Арсеньевой увенчались полным

успехом — 9 апреля 1838 года был подписан приказ о переводе

Лермонтова в лейб-гвардии Гусарский полк. Жизнь поэта в 1838—

1839 годах отражена во многих воспоминаниях его современников

(И. С. Тургенева, И. И. Панаева, В. А. Соллогуба, А. П. Шан-Гирея,

Е. П. Ростопчиной и др.). Письма С. Н. Карамзиной к сестре позво­

ляют еще полнее представить дела и дни Лермонтова в эти годы

расцвета его творчества. Эти письма, наряду с дневниковыми запи­

сями Александра Тургенева, полностью подтверждают рассказ

А. П. Шан-Гирея о том, что по возвращении из первой кавказской

ссылки Лермонтов наиболее дружески был принят «в доме Карам­

зиных, у г-жи Смирновой и князя Одоевского».

Письма С. Н. Карамзиной свидетельствуют, что уже в сентябре

1838 года Лермонтов становится своим человеком в салоне Карам­

зиных. Подобное сближение вполне естественно; ведь еще 10 февраля

1837 года С. Н. Карамзина, посылая брату Андрею стихи

«Смерть Поэта», писала ему: «Я нахожу их такими прекрасными,

в них так много правды и чувства, что тебе надо знать их...» 2.

В то время Карамзины не были лично знакомы с поэтом, но, без­

условно, у них сразу же возникла симпатия к «гусарскому офицеру»,

откликнувшемуся реквиемом на гибель Пушкина.

Однако среди литераторов пушкинского окружения, среди

друзей покойного поэта не было единодушного отношения к автору

«непозволительных стихов». Вечная антиномия поэтических поколе­

ний! «Век другой, другие птицы, // А у птиц другие песни», — как

сказал Гейне.

П. А. Плетнев без особой приязни относился к Лермонтову,

что не мешало ему сочувственно отзываться о его таланте.

В. А. Жуковский и П. А. Вяземский покровительствовали

Лермонтову, но в их отношениях к нему не было сердечной

теплоты.

Дружественнее был расположен к Лермонтову В. Ф. Одоевский,

отличавшийся широтой своих взглядов.

Приятельница Пушкина Е. М. Хитрово, судя по воспомина­

ниям М. Б. Лобанова-Ростовского, благоволила Лермонтову и спо­

собствовала тому, что перед молодым поэтом были открыты двери

лучших салонов столицы.

1 Е л е ц Ю. История лейб-гвардии Гродненского гусарского

полка. СПб., 1890, с. 205.

2 Пушкин в письмах Карамзиных 1836—1837 годов. М.—Л.

1960, с. 174 (подлинник по-французски).

20

Короткие, приятельские отношения связывали Лермонтова

и С. А. Соболевского, друга Пушкина.

Важным событием петербургской жизни Лермонтова было его

участие в «кружке шестнадцати», состоявшем из университетской

молодежи и гвардейских офицеров. Однако мемуаристы, за исклю­

чением Ксаверия Браницкого, хранят полное молчание об этом.

Б. М. Эйхенбаум, обративший внимание на роль «кружка шестнад­

цати» в биографии Лермонтова, писал: «Определить точно идейное

направление и общественно-политическую физиономию этого кружка

трудно за отсутствием материалов, да вряд ли у него и было единое

направление; но несомненно, что кружок этот был оппозиционный,

настроенный против николаевского режима. Кроме того, в этом

кружке, по-видимому, горячо обсуждались философские и религи­

озные вопросы — не без влияния идей Чаадаева» 1.

Значительный архивный материал приведен в работах

Э. Г. Герштейн, которая на протяжении многих лет занимается

разысканиями о членах «кружка шестнадцати». Еще в 1941 году

исследовательница пришла к выводу, что «искание собственного исто­

рического пути России, сравнение западноевропейской цивилизации

с русской — такова была одна линия тем, обсуждавшихся в «кружке

шестнадцати» 2. Наиболее развернутая характеристика этого кружка

имеется во втором издании ее книги «Судьба Лермонтова» (М., 1986).

И хотя в этом оппозиционном кружке не было единомыслия по

общественным и философским проблемам, тем не менее атмосфера