М.О.Рфий - [23]

Корнеев не стал тормозить и проехал мимо. Ему захотелось сейчас побыть одному и чуть успокоиться. Пусть даже в ущерб своему автобизнесу. Он хитрыми тропами через дворы проехал к Нагатинской набережной, вышел из машины. Кругом ни души. В редких окнах домов горел свет. Вода Москва — реки играла свинцовыми бликами. Окурок, описав дугу, бесследно исчез. Подумал: еще пару таких холодных ночей — и лед станет.

После командировки в Чечню Николай стал каким — то напряженным и раздражительным. Видимых причин для этого как будто не было. Никто не упрекнул его, что задержался с возвращением в Москву. Телефонограмма о срочном вызове объяснялась весьма прозаическим образом: требовалось подготовить выступление начальника главка, тезисы которого были записаны в секретной тетради Корнеева.

Отчасти его раздражение объяснялось тем, что он постоянно ощущал чье — то пристальное внимание к своей персоне. Но главное было в другом — Николай понимал: любопытство завело его слишком далеко. Житейский опыт да и просто благоразумие подсказывали: надо остановиться, но этого он уже не мог сделать. Он не контролировал ситуацию, не просчитывал свои последующие шаги. Его несло мощным потоком событий, как тупое бревно вниз по течению. И в то же время эта покорность судьбе увлекала Корнеева, он ощущал какой — то азарт безрассудства.

Николаю не удалось лично переговорить с «кавказским пленником»: Валиев в самый последний момент улизнул с каким — то начальником, предварительно заблевав весь блок — пост. И все же «информации к размышлению» было предостаточно. Пусть это были всего лишь разрозненные факты, но внутренний голос подсказывал: еще немного и из этих «осколков» сложится мозаика.

Главная зацепка — фотопленка Потапова. Ее он успел проявить в самом обыкновенном фирменном пункте приема фотопленок «Кодак». Правда, прежде чем сделать выбор пункта, он долго кружил по городу, пока не убедился, что его никто не «пасет». На любительских снимках трофейная «железка» была заснята с разных сторон. У захваченной бронетехники сфотографировался, пожалуй, весь батальон. Корнеев попросил напечатать только пару снимков, где вовсе не было людей. Пленку он аккуратно завернул в фольгу и засунул в фонарик вместо третьей батарейки, да так хитро, что тот даже светил. Фонарик под благовидным предлогом оставил у Нади: «В следующий раз заберу».

— Командир, на Тверскую не подбросишь за полтинник? — Корнеев не заметил, как к нему подошла девица. «Боевой раскрас» лица, легкая курточка, коротенькая юбочка, из — под которой торчали худые ноги в черных колготках не оставляли сомнений в профессиональной принадлежности девицы. Вид у нее был довольно жалкий. Ее изрядно колотило от холода. Она прижимала к груди дамскую сумочку, словно старалась таким образом согреться. Тушь под левым глазом слегка расплылась, помаду на губах тоже повело.

— До Тверской — стольник. Но тебе, как жертве ограбления, скидка.

— Какого еще ограбления? А — а, мы шутки шутим… Меня, может быть, сейчас чуть не пришили, а тебе смехуечки. — Девица сразу вычислила в Николае профессионального «бомбилу», а значит, перед ним нет смысла ломать комедию благопристойности: все равно расколет. Таксисты большие психологи.

— Ну, раз так, то с днем рождения тебя!

В машине «ночная бабочка» быстро отогрелась, расправила свои «крылышки». Она ловко устранила все изъяны макияжа и вновь приобрела товарный вид. Согревшись, попросила тормознуть у магазинчика «24 часа». Вернулась с пачкой сигарет и пол — литровой банкой джина. Удобно расположившись в кресле, она ловко по — мужски одним пальцем вскрыла банку и с жадностью всосала в себя изрядную дозу джина. Только после этого закурила, сделала несколько глубоких затяжек и, уже не торопясь, смакуя, стала посасывать из банки. Ее глаза заблестели, на губах заиграла профессиональная улыбка.

— Ты не представляешь, на каких козлов я налетела. Сначала все тип — поп, а потом они то ли ширнулись, то ли крыша у них прохудилась, короче, такие понты бросать начали! Блин, еле ноги унесла.

— Давно в Москве? Откуда будешь?

— Третий месяц уже. Из Тирасполя. У нас там полная жопа: работы нет, денег нет. Соседка сблатовала. Она уже третий сезон в Москве работает.

— На Тверской стоишь?

— Нет, там центровые все держат. Мы с девчонками у ежей стоим. Я на Тверскую по делу. Там с одной мамкой перетереть надо.

— У каких еще ежей?

— Во, блин, дает! Водила, а где ежи, не знаешь! Ну в Химках при въезде.

Корнеев не сразу сообразил, что речь идет о памятнике защитникам Москвы, выполненном в виде противотанковых ежей.

Сразу за кинотеатром «Пушкинский» пассажирка небрежно кинула оговоренный полтинник и выпорхнула в холод ночи.

На Тверской, ярко освещенной фонарями и рекламой, ночная жизнь кипела вовсю. Невольнический рынок без особых проблем обосновался в самом центре столицы. Вдоль дороги через каждые двадцать метров стояли так называемые мамки: чаще всего вышедшие в тираж путаны, которые вели предварительные переговоры с клиентами. Сами же проститутки отсиживались в припаркованных машинах или топтались в темных переулках и дворах. На этой стометровке поднятая рука вовсе не означала, что кому — то понадобилось такси, поэтому лучше не тормозить.