Лживый роман - [7]

Среди ночи холод заставил его на мгновение проснуться, но уже для того, чтобы уйти из этой жизни навсегда. Ледяная рука схватила его за сердце и в одно мгновение выдернула душу из посиневшего тела.

С изумлением смотрел он на новый мир, открывшийся перед ним, на свое распростертое тело внизу под соснами, на необыкновенного цвета звезды в вышине, и хмеля у него в голове не стало – он остался там, внизу, в той буйной головушке. Вдруг он увидел, что кто-то падает сквозь ветви сосен прямо на его бывшее тело и растворяется в нем. Он закричал что было мочи: «Ты куда, это мое!» – и попытался спуститься к земле. Но неведомая сила потянула его вверх, и он растворился в ярком сиянии.

Отделение полиции продолжало бурлить – происшествий в этом городке было предостаточно: что-то украли, кого-то пырнули ножом, изнасиловали девственницу, ну, все как обычно, как везде. А этот случай был из ряда вон выходящим, почти мистическим. Ближе к полудню один из постовых заметил: «Где-то я раньше уже встречал этого бедолагу», – и стал звонить по телефону.

Через два часа мнимого Федора везли на стареньком «ситроене» к его постоянному месту жительства. За рулем сидела не в меру располневшая женщина, назвавшаяся его женой, сзади на неудобном сиденье расположился постовой, что помог его опознать. Женщина не ленилась на эпитеты в адрес своего благоверного: «Скотина ты ленивая, допился до соплей, не знаешь, кто ты и как тебя зовут, перед соседями стыдно, все живут люди как люди, а ты просто…» – и так далее.

За тридцать минут поездки он узнал, что в жизни ему не шибко повезло, работает он слесарем с убогой зарплатой, которой еле-еле хватает на содержание дома и на все остальное, что у него есть ребенок женского полу и какие-то долги, пьет он только по пятницам, играет в карты на деньги, почти импотент и что-то еще, связанное с официанткой Катькой из кафе «Аэро», но ничего со словами «поэзия», «музыка», «любовь» в его биографии замечено не было. Уже возле дверей дома полицейский дружески похлопал его по плечу и сочувствующе пожелал: «Держись».

Песочные куличи ложились один за другим на край деревянной песочницы. Откуда-то сзади раздался голос: «Девочка, можно с тобой поиграть?» – рядом стоял вихрастый голубоглазый мальчишка с синим пластмассовым ведерком и ярко-желтым совком.

Она пристально на него посмотрела и спросила: – А ты мои пирожки кушать будешь?

– Если они вкусные, буду, только понарошку.

Она пекла свои пирожки, а он рычал, изображая звук мотора, и ездил совком по песочнице.

– Тебя как зовут? – спросила девочка.

– Коля. А тебя?

– Меня зовут Елена, – ответила маленькая стряпуха и командным голосом, каким обычно разговаривают дома мамы, протяжно позвала: – Ко-о-оля, быстро кушать!

И вот он безропотно берет в маленькую ручку песочные пирожки и, изображая удовольствие, делает вид, что ест.

Тридцать пять лет пролетели как один день, и вот уже тот вихрастый с голубыми глазами сидит за столом на кухне и давится пирожками с капустой, изображая на лице все то же удовольствие. А та милая Елена, но уже прибавим – Михайловна, носится по квартире, протирая пыль, хлопочет на кухне и ежедневно отправляет детей в школу, сунув каждому из двойняшек по кульку с пирожками или бутербродами. Вечерами Николай приходит с работы, садится возле телевизора, и жизнь в квартире замирает, можно только дышать, остальной шум возбраняется. Но если кто-нибудь попытается нарушить равновесие в доме, раздается рык главы семейства: «Полудурки, я в вашем возрасте уже на тракторе пахал, а вы тут балаган развели!..» Детям, правда, всего по двенадцать, но это не имеет значения, как и то, что на тракторе глава семейства проехал всего один раз, сидя на коленях у своего деда.

Эта жизнь для Николая была устоявшейся и, казалось, распланированной до самой пенсии уже лет с двадцати. Работа – дом, в пятницу несколько рюмок с соседом Федором, суббота – «день тяжелый» после пятницы, воскресенье – семейный день, и опять все сначала.

Его совершенно выбило из колеи известие о душевной болезни Федора. В последнюю пятницу Николай слегка приболел, и день «русского стандарта» прошел без него. И вот надо же, такая напасть – приятель никого не помнит, от жены открещивается, дочку не признает, не говоря уже о соседях. В голову закралась мысль: «А может, он косит, с семьи соскочить хочет?» Да на него вроде не похоже, ясно – психическое заболевание на почве перепития, поставил свой диагноз сварщик пятого разряда и с расстройства налил себе рюмку, решив: с этим надо заканчивать.

Фарбус с интересом рассматривал в зеркале свое лицо, вернее, лицо того, кому оно раньше принадлежало. Морщин на нем было не так уж и много, две складки протянулись от носа к уголкам губ, ямка на подбородке, мешки под глазами, зато на голове ни единого седого волоска – не так все страшно, как показалось в первое мгновение, когда он увидел свое отражение в окне полицейской машины.

Он не мог вспомнить эту женщину, где и когда он помогал им объясниться в любви, но по выражению ее глаз знал точно: все давно уже умерло, осталась только привычка к этому телу мужчины, которое много лет сопит рядом на двуспальной кровати, что-то ест за одним столом и изредка гладит по голове их общую дочь.