Лютер - [169]

Среди противников Меланхтона при жизни Лютера особенно выделялся Ганс Шиттер, известный также под именем Агриколы, возглавивший движение антиномистов. Это название происходит от греческого «anti nomos» — против закона, причем под законом подразумевался закон Моисея, чью бесполезность провозгласил еще св. апостол Павел. Агрикола пошел еще дальше, потребовав отмены и нравственных законов, изложенных в Десяти заповедях. В 1527 году Меланхтон напечатал «Поучение о пастырских посещениях», в котором разъяснял смысл Десяти заповедей. Агрикола выступил с резкой критикой этой книги. На конференции в Торгау, созванной в том же году, Лютер даже не позволил Агриколе взять слово по этой теме. Он припомнил старый спор в 1537 году, когда выпустил серию статей, осуждающих антиномистов, особенно, самого Агриколу, которого обвинил в подстрекательстве людей ко греху. После трех диспутов, обернувшихся бесплодным препирательством, Агриколе пришлось оставить свою кафедру в Виттенберге и бежать в Берлин.

Ганс Фостер, преподававший в Цвиккау, получил по рекомендации Лютера место пастора в Аугсбурге, но потерял его в 1538 году после ссоры с Келлером, демонстрировавшим некоторую близость к идеям цвинглианства. Фостер перебрался в Тюбинген, но и здесь не смог задержаться по причине своего несогласия с официально принятой богословской доктриной. Его приняли в Регенсбурге, но снова ненадолго, потому что он открыто проповедовал необходимость покаяния. Георг Майор, получивший по протекции Лютера должность ректора Магдебургской школы, а затем и профессора Виттенбергского университета, навлек на себя подозрения после лекции, посвященной причащению. После смерти Лютера он уже открыто поддерживал тезис о необходимости творить добрые дела, в результате чего оказался в гуще очередной бурной ссоры. Противники обвинили его в тайных сношениях с Римом, в ответ он назвал их дураками и папскими ослами. В конце концов Амсдорф настоял на его увольнении, и Майор перебрался в Готу, где и окончил свои дни в нищете. Князь Георг Ангальтский, примкнувший к лютеранам с 1530 года, высказывался за сохранение католических обрядов, в частности, за отправление мессы, указывая, что это необходимо, дабы не отпугнуть простой народ. С ним яростно спорили Амсдорф и Иллирик, называвшие его папистом. Лютер принял сторону князя и, когда протестантский капитул избрал того епископом Мерзебургским, лично прибыл в Мерзебург для посвящения князя в сан.

Наиболее успешно противостоял Лютеру силезский рыцарь Гаспар фон Швенкфельд. По его личному признанию, в течение восьми лет он оставался самым ревностным и старательным лютеранином, пока Господь не внушил ему, что он должен избрать иной путь. Путь этот пролегал в двух направлениях. Во-первых, Гаспар поддерживал идею о необходимости добрых дел, поскольку считал, что учение о спасении одной верой стало источником бесчисленных безобразий, охвативших всю Северную Германию. Во-вторых, он отрицал все таинства вообще. Если спасает одна вера, говорил он, для чего Лютеру понадобилось сохранить в новом учении два таинства — крещение и причащение? Крещение водой, развивал он свою мысль, является внешним действием, следовательно, оно не нужно. Для спасения довольно внутреннего крещения Духом Святым. Точно так же излишне таинство евхаристии, потому что Иисус Христос и так вечно присутствует в наших душах, объятых верой. В 1527 году Швенкфельд приехал в Виттенберг, надеясь объяснить Лютеру недоработки его доктрины. Ему вежливо указали на дверь. Тем не менее он сумел склонить на свою сторону маркграфа Эрнста Баденского, герцогиню Анну Силезскую, курфюрста Иоахима II Бранденбургского. Особенно доверительные отношения сложились у него с герцогом Ульрихом фон Вюртембергом и ландграфом Филиппом Гессенским.

Достигнув пика признания, Швенкфельд — то ли по простоте душевной, то ли из провокационных побуждений — отослал Лютеру свои сочинения. Нетрудно догадаться, какая на них последовала реакция. Лютер высказал горячее пожелание, чтобы прочитанные им писания оказались последним творением автора, поскольку они заслуживают лишь того, чтобы вечно гореть в огне. И вообще, возмущался он, кто дал Швенкфельду право учить других чему бы то ни было? «Этот безумец, этот сумасшедший, этот одержимый не разбирается ни в чем и сам не понимает того, о чем говорит. Нечего ему браться не за свое дело. Во всяком случае, пусть уволит меня от чтения своих книжонок, ибо они суть не что иное, как куча нечистот и мерзости, которую навалил и выблевал дьявол. Вот мое последнее слово: да смилостивится Господь над тобою, проклятый бес, над тем, кто внушает тебе твои идеи, над делами рук твоих и над теми, кто внемлет твоим словам! Да обернутся все ваши начинания крахом и вечным проклятием!»

Не прошел Лютер и мимо ссор, будораживших богословов Страсбурга — города, который в истории Реформации сыграл роль пороховой бочки идей. Здесь собрались представители множества антипапистских школ и направлений — оригинальных, экстремистских, непримиримых, и все они были убеждены в своей правоте. При этом они действовали с постоянной оглядкой на Виттенберг. Начиная с 1523 года в вольный город Страсбург ринулись реформаторы всех мастей, и каждый нес с собой собственное толкование Священного Писания и Лютера. Матеус Целлий, которого Буцер называл «страсбургским апостолом», открыто выражал свое предпочтение Швенкфельду; его жена Катарина (тезка супруги Лютера) поддерживала с последним регулярную переписку. «С 10-летнего возраста, — писала она, — я была матерью Церкви и Апостольской кафедры». Вольфганг Капитон, прежде служивший у архиепископа Майнцского, тайно примкнул к Реформации, но заявил о своих взглядах лишь после того, как получил назначение на должность декана капитула страсбургской общины св. Фомы. Поначалу сторонник учения Швенкфельда, впоследствии он проявил себя как умеренный цвинглианин.