Люськин ломаный английский - [46]

— А где последние двадцать тысяч, которые пришли от последнего иностранца?

— Эти деньги принадлежат девушке! — возмущенно воскликнул Иван. — Ты думаешь, я забираю деньги, принадлежащие ей по праву?

— Ага, теперь я поняла: это благотворительность. Ну конечно же, тебя послали ангелы, чтобы присматривать за деревенскими девчонками.

— Нет, но заметь — мои комиссионные очень малы, все уходит на оплату электричества, огромные операционные расходы, например, на обслуживание такого огромного компьютера. Ты думаешь, такое количество лиц поместилось бы в маленьком аппарате? Ничего подобного!

— И какие же у тебя комиссионные?

— Очень, очень маленькие, — сказал Иван, плотно сжимая большой и указательный пальцы.

— Тогда желаю тебе удачи в твоем нелегком благотворительном начинании для деревенской общины. Я пойду ждать своего настоящего мужчину, да и выпить бы не мешало, — сказала Людмила, поднимаясь с компьютерного кресла.

— Ты с ума сошла! — крикнул Иван. — Ты сжигаешь конвертируемую валюту, доллары, которые теперь пойдут на силиконовые губы или вонючие духи для толстой и глупой заграничной девки, которая по сравнению с тобой просто ничтожество.

— Господи! — сказала Оксана. — Это на самом деле потрясающая возможность — я видела, здесь все работает как часы.

— Ну, я никакой работы не видела, — ответила Людмила. — Приведите сюда мужчину, и посмотрим вместе, работает ли это.

— Но одежда, салон… — сказал Иван.

— А я что здесь, голая сижу? И мои волосы — с ними-то что не так? Они у меня из головы растут, как и у всех.

— А фотограф?

— Я своего фотографа найду. Затем, когда придет ленивый мужик, уставший от раскрашенных девок, он заплатит тебе комиссионные. Именно так ведутся настоящие дела. Ты, наверное, думал, что я глупая деревенская девица, которая поверит в твои сказочки про деньги. — Людмила встала от экрана и изящной походкой направилась к двери.

Иван остался стоять, уронив челюсть, а потом начал дико хохотать, не забыв, однако, отвесить Оксане подзатыльник.

— Господи, ты находишь настоящих упрямиц. Надеюсь, ты объяснила ей условия проживания?

— Точно! Ну, я не думала, что придется, я никогда не видела настолько шизанутых девиц.

— Ну что еще? — спросила в потолок Людмила.

— Я просто хотела сказать, может быть, ты уже догадалась, — Оксана несколько раз взмахнула ресницами, — что мой дядя сдает комнату только для девушек, участвующих в проекте.

Людмила проснулась на следующее утро с привкусом железа во рту, и кислотный свет, бьющий через занавеску, дела не облегчал. Она увидела, что лежит на кровати в обнимку с Оксаной. Обе были одеты, не хватало только одной туфли на высоком каблуке. Вторая свисала с ноги лежащей на животе Оксаны. По углам комнаты были раскиданы Людмилины ботинки.

Людмила отодвинулась от Оксаны, презрительно скривив губы, и встала, растирая щеки. Затем скинула туфлю с Оксаниной ноги, та с грохотом упала на полированный каменный пол и разбудила ее.

— Как для чая воду вскипятить? — спросила Людмила.

Оксана застонала и глубже зарылась в постельное белье.

Людмила щелкнула языком и оставила девушку досыпать. Она пригладила волосы, побрызгала шею ее духами и вышла из квартиры, отправившись на поиски еды и чашки чая, однако не в бар «Каустик» и не в «Леприкон».

Проглотив кофе с булочкой, она пошла, съежившись на морозе, к деловой части города, чтобы найти работу, которая не была бы связана с оборонкой. Миша сильно задерживался. Он придет, как и обещал, и она будет ждать его. Она пошлет домой деньги за трактор, решила она, прямо сегодня, если получится, — и чтобы снять с себя груз вины, и чтобы порадовать домашних, и чтобы утереть им нос их поганым решением выслать ее из дома, в то время как ее брат, самый талантливый молодой чистильщик пропеллеров, которые только появлялись на свет, обладающий уникальной технологией очистки, бестолково мотался от дома до забора.

Она начала осуществление своего плана, нахмурившись сильнее обыкновенного, выискала самые большие здания, разумно решив, что там наверняка нужно больше секретарей и администраторов. В тот день она обошла девять зданий, ждала бесконечно долго, пока не появлялась возможность поговорить с кем-нибудь из потенциального начальства. К девятому зданию руки у нее опустились.

У дверей последнего в тот день здания, когда солнечный свет уже превратил белый снег в розовый сахар, полная старушка, толкавшая тележку с почтой, подслушала ее разговор с привратником.

После того как Людмиле было отказано и здесь, женщина подкатила к ней, задыхаясь от собственного веса, большая часть которого располагалась пониже талии.

— Милочка, — прокашляла она, опираясь на свою тележку, — послушай старую мудрую женщину и возвращайся домой, где ты нужна.

— Я пилот аэропланов, — сказала Людмила, распрямив плечи. Она сама не знала, зачем сказала это. — Я просто ищу возможность немного побыть на земле.

Женщина открыла рот и внимательно всмотрелась в лицо Людмилы.

— Послушай старую женщину. Взгляни, взгляни сюда. — Она указала в прогал между двумя зданиями.

На соседней улице в лучах холодного света молодая женщина с младенцем сидела на пороге здания и просила милостыню.