Люси. Истоки рода человеческого - [45]

Он признает, что в те времена сомневался в реальности Homo habilis. «Мне предстояло взять этот барьер, — рассказывал Хоуэлл. — Я колебался. Утверждение Луиса Лики, что человек умелый — это древнейший из известных представителей рода Homo, казалось мне логичным в той мере, в какой оно могло быть подкреплено ископаемым материалом. Однако найденные костные фрагменты не позволяли делать столь далеко идущих выводов. Я не раз имел возможность изучить олдувайские окаменелости и был хорошо знаком с ними. Материал был необыкновенно интересным, но не вполне убедительным. Лишь гораздо позже, когда мы начали находить похожие окаменелости в Омо с аналогичной датировкой в 1,85 млн. лет, я почувствовал, что первоначальное предположение Луиса было, по-видимому, верным и что между австралопитековым предком и Homo erectus хватит места для промежуточного вида. Но тогда мы еще не могли этого доказать».

Попав сразу в гущу научных споров и дискуссий, я испытывал страшное возбуждение — присутствовать там, где рождаются новые идеи, это ли не счастье! Я с большим оптимизмом относился к Homo habilis, чем Кларк. Мне это было простительно — я был моложе, не столь опытен и нес меньший груз профессиональной ответственности на своих плечах. В то время мой голос ничем не выделялся из общего детского лепета аспирантов Кларка.

Впервые взглянув на зубы гоминид, найденные в Омо, я решил: человек. Это было интуитивное чувство — я не имел права так думать. Я никогда не изучал коллекции австралопитековых в Южной Африке. Я только читал о них и видел некоторые муляжи в лаборатории Кларка. Предметом моих занятий были шимпанзе. В качестве темы диссертации я выбрал подробное исследование зубной системы этой обезьяны. Полная морфология: половые различия, популяционная изменчивость, ранний онтогенез каждого бугорка на каждом зубе. Мне хотелось ответить на все возможные вопросы о зубах шимпанзе: как они растут, каким образом пережевывается пища и почему именно так, а не иначе.

Изучив три сотни черепов шимпанзе (все доступные в США материалы), я разработал собственную систему сопоставления индивидуальных данных с помощью перфокарт. В процессе работы я настолько хорошо изучил зубы шимпанзе, что, начав позднее сравнивать их с зубами других антропоморфных обезьян — горилл, орангутанов, а затем с зубами человека и австралопитеков (по муляжам), я вдруг стал интуитивно сознавать, что характерно для обезьяны, что — для австралопитека и что — для человека.

Большинство антропологов рано или поздно специализируются в какой-нибудь одной узкой области. Моей областью оказались зубы. Мне повезло, что я ими занялся. Доктор наверняка говорил вам: «Какова пища, таков и сам человек». В этом больше правды, чем может показаться поначалу. Ваши зубы выдадут вас: они расскажут, что вы собой представляете и откуда вы родом. Тут уж ничего не поделаешь.

Взглянув на найденные в Омо зубы, которые Кларк предположительно относил к роду Homo, я подумал, что можно без колебаний назвать их человеческими. Повторяю, я так подумал. Но тут же поймал себя на мысли, что мне нужны дополнительные знания. Хорошо бы самому посмотреть южноафриканские коллекции — оригинальные находки, а не муляжи. Впервые в жизни я осознал, что существует нечто такое, о чем я просто обязан знать больше. Я ощутил также острое желание выехать в поле и самому найти что-нибудь стоящее.

Чтобы закончить диссертацию, мне нужно было изучить еще некоторое количество черепов шимпанзе. Две коллекции хранились в Европе. Вместе с теми, что я обследовал в США, получилось бы 826 черепов — достаточно солидная с точки зрения статистики выборка. (Между прочим, все черепа принадлежали современным шимпанзе. Наука не знает ни одного ископаемого черепа этой обезьяны.)

В этот момент я осмелился заявить о своем существовании. Кларк помог мне получить небольшую субсидию для поездки в Европу и знакомства с упомянутыми коллекциями. Зная, что тем же летом он собирается поехать в Южную Африку для изучения австралопитековых, я спросил, могу ли я поехать с ним. Я показал разработанную мной систему кодирования одонтологических признаков и объяснил, как ее можно использовать для более детального и упорядоченного описания зубов этих существ. Идея понравилась Кларку. Он знал, что некоторые особенности расположения бугорков и борозд на жевательной поверхности еще не были проанализированы. «Хорошо, — сказал он. — Увеличьте сумму в вашей просьбе о выдаче субсидии, включив туда стоимость авиабилета из Европы до Южной Африки. Встретимся в Найроби».

И тут я снова подал голос, заявив, что уж если я окажусь в Найроби, то не попасть в Омо и не поработать там просто стыдно. Кларк выразительно взглянул на меня и опять согласился. Он поговорил с Джерри Экком, ответственным за организацию экспедиции. Экк знал меня как аспиранта и проворчал: «Я не уверен в этом парне. Мне кажется, он из тех, кто любит большие города и яркие огни. А что, без него не обойтись?».

Должен признаться, что Экк не ошибся относительно меня: я действительно люблю огни города. Но Кларк объяснил ему, что я работал археологом и могу оказаться полезным, если они приступят летом к раскопкам. И потом, я останусь в экспедиции всего на несколько недель. Экк неохотно сдал свои позиции.