Люси. Истоки рода человеческого - [25]

Брум умер. Дарт состарился и ушел на пенсию. На смену им пришли новые люди, в том числе их ученики Тобайес и Робинсон, которые стали видными представителями южноафриканской антропологической школы. Постепенно они изучили ископаемые находки, обнаруженные во всех пещерах. И тогда картина начала проясняться. Как обычно, в небольшой выборке на первый план выступают различия. Когда объем выборки увеличился, стали в большей степени проявляться черты сходства. В конце концов почти все пришли к единому мнению, что в Южной Африке существовало только два типа ранних гоминид. Два, а не пять.

Как следовало назвать их?

Если бы нынешнему антропологу предоставили свободу выбора, он бы, пожалуй, остановился на названии Брума — Plesianthropus («почти человек»). Именно такими и были все эти ископаемые остатки — почти человеческими. Название, предложенное Дартом, — Australopithecus («южная обезьяна») — вводило в заблуждение, так как, по всеобщему признанию, это уже не были обезьяны. Однако существуют правила номенклатуры, т. е. правила присвоения научных названий. Дарт был первым, и по праву первенства было принято то название, которое дал он. Начиная с 50-х годов все южноафриканские гоминиды должны были называться австралопитеками.

Их подразделили на два типа: более изящный «грацильный» и более мощный и примитивный «массивный». За первым (типовой экземпляр — «бэби из Таунга») сохранили первоначальное название Australopithecus africanus. К этому виду были отнесены все ископаемые остатки, найденные в Макапансгате и Стеркфонтейне. Не вызывало сомнений, что они принадлежат грацильным особям.

Крупные, массивные существа из Кромдрая и Сварткранса, хотя они и отличались от грацильной формы, все-таки относились к тому же разряду живых организмов. Это тоже были прямоходящие обезьянолюди. Было решено выделить их в особый вид в пределах одного рода. Они получили название Australopithecus rоbustus и именуются так по сей день.

Сегодня антропологи с легкостью говорят о массивных и гранильных австралопитеках. Но следует помнить, что эта более простая классификация сложилась лишь после многолетних споров.

Глава 3 Восточная Африка: наконец-то встреча

Я полон решимости выложиться до конца, но не сдаваться.

Роберт Брум

Я думаю, вам не совсем ясно, сколько я затратил труда, чтобы иметь возможность заниматься своим делом. Нет специального курса обучения, который подготовил бы человека к такой работе. Я с отличием сдал выпускные экзамены по современным языкам, затем по археологии и антропологии, после чего закончил аспирантуру по зоологии позвоночных и еще год занимался анатомией в Королевском хирургическом колледже, одновременно изучая метеорологию.

Луис Лики

Роберт Брум умер в 1951 году. У него был бульбарный парез, и он с трудом дышал. Тем не менее до последних недель своей жизни он работал с энергией, которая поражала всех. В предыдущем году он написал книгу и опубликовал пятнадцать научных статей. В 1951 году вышла еще одна статья, уже последняя. Вскоре после этого состояние его стало быстро ухудшаться, и в апреле Брум умер. Он действительно выложился, но не сдался. Под конец жизни Брум стал широко известен. Он преподавал в университете Витватерсранд, переписывался с выдающимися антропологами всего мира и оставался таким же колючим шотландцем-еретиком и антидогматиком, каким был всегда. Его симпатии неизменно были на стороне простых людей. «Простой рабочий, каменотес или шахтер, — говорил он, — обычно имеет такие же умственные способности, как и университетский профессор, и часто с большим энтузиазмом ищет новые научные факты». Брум отмечал, что один из лучших американских охотников за окаменелостями С. У. Уиллистон был работягой-железнодорожником.

Брум также увлекался и женщинами. В семьдесят четыре года он говорил: «Я вспоминаю о своем возрасте только тогда, когда взбираюсь на гору или бегу за автобусом. Мое сердце трепещет при виде хорошенькой девушки, а их все еще много в Претории. Говорят, любовные радости продолжаются и в раю — вот когда хорошо-то будет…».

Мне было восемь лет, когда умер Брум. Я ничего не знал о нем. В те годы я еще не слыхал и об австралопитеках, но уже начал интересоваться антропологией, хотя само это слово было мне неизвестно. Я потомок шведских иммигрантов, которые поселились в Чикаго, где отец мой работал парикмахером. Он умер, когда мне было всего два года. Мы с матерью переехали в Хартфорд (штат Коннектикут). Здесь мне посчастливилось встретить человека, заменившего мне отца. Это был Пол Лезер — наш сосед, преподаватель антропологии в Хартфордской семинарии. У Лезера не было собственных детей, поэтому он охотно приглашал меня к себе домой и позволял копаться в своей библиотеке, где было много трудов по культурной антропологии. Я до сих пор помню, с каким удивлением узнал, что в мире существует множество народов — суданцы, пигмеи, племена островов Азии, — которые живут в тесной близости с природой, получая пропитание прямо из окружающей среды, а не из супермаркета за углом. Большинство детей с пытливым умом лишь постепенно узнаёт о разнообразии человеческих культур, для меня же оно открылось сразу и произвело огромное впечатление. Я начал также интересоваться отдаленным прошлым и еще в школе решил стать антропологом.