Людмила Целиковская - [49]

Познакомилась с Целиковской я сначала заочно – о ней мне много рассказывал А. И. Микоян. С ним я была хорошо знакома, бывала в его доме – он был свекром моей подруги Нами.

– Людмила Васильевна только с виду легкомысленная, – говорил Анастас Иванович, – с эдакими легкомысленными кудряшками. На самом деле она человек умный, серьезный и эрудированный.

Микоян в свое время спас от тюрьмы ее мужа Каро Семеновича Алабяна, а после его смерти, когда в жизни Люси наступил тяжелый момент и она в первый раз плакала, помог и ей. Анастас Иванович не раз вспоминал, что беседы с Целиковской производили на него сильное впечатление; ему нравилось, что она всегда говорит смело, искренне и честно. Он разглядел в ней неординарную, умную и добрую женщину, которая, кроме всего прочего, умела постоять и за себя, и за других.

Спустя некоторое время я впервые встретила Целиковскую, когда в 1966 году мы с мужем поехали отдыхать в Форос. Люся отдыхала там же с Юрием Петровичем Любимовым и сыном Сашей. Мы с ней познакомились на теннисном корте и подружились.

В то лето произошел курьезный случай. Я уезжала в Москву раньше Люси, и она попросила меня:

– Надюнь, когда приедешь в Москву, позвони моей маме. Скажи, что я жива, здорова, все у нас благополучно.

– Хорошо.

– Только позвони сразу.

Приехали. Звоню:

– Екатерина Лукинична?

– Да. – У нее оказался очень звонкий голосочек.

– Я только что приехала из Фороса, где отдыхала вместе с вашей дочкой…

– А как вас зовут?

– Надя.

– Наденька, как там моя Люсенька? Правду скажите.

– Нормально, отдыхает.

– Как у ней с головой-то? Что случилось?

– Замечательная голова. Вам незачем волноваться.

– Ой, волнуюсь я! Как она, бедняжка, там? С постели встает?

– Не только встает, но и плавает и в теннис играет.

– Наденька, вы бы заехали ко мне, рассказали всю правду.

Я пообещала и на следующий же день с утра поехала навестить не известно чем обеспокоенную старушку.

Она в то лето осталась одна в квартире. Я долго звонила, но никто не открывал. За дверью были слышны треск и звон. Оказалось, Екатерина Лукинична на ночь придвигала к входной двери стул, на него ставила табуреточку, а на самый верх – ведро, наполненное водой.

– Зачем? – поинтересовалась я.

– Знаете, Наденька, я крепко сплю. Вот, когда ночью воры придут и дверь открывать станут, ведро упадет, зазвенит – я проснусь и буду знать, что в квартиру воры залезли.

– А почему вы так беспокоитесь за Люсину голову?

– Знаете, Наденька, в чем дело… Люсенька мне почти каждый день присылает письма. И все время пишет: «Мама! Ни в коем случае не ешь рис! Рис очень вреден для здоровья!» Я, конечно, обойдусь без риса, если Люсенька так хочет. Но когда она в пятый раз написала про рис, я задумалась: уж не заболела ли она? Раньше она никогда так часто мне не писала. Потом получаю телеграмму: «Мама. Рис для здоровья категорически вреден. Можно умереть. Люся». Я просто вся в слезах… Что с ней случилось?

Я, как могла, успокоила старушку. Вернувшись из Фороса, Люся рассказала о причине своих странных писем и телеграмм.

– Я, когда уезжала отдыхать, спрятала все свои драгоценности в коробку с рисом – и забыла предупредить маму. Просыпаюсь ночью в Форосе и вижу, как все мои серьги и кольца варятся в кастрюле вместе с рисом. Мне плохо стало. Что еще оставалось делать?

– Но почему по телефону или в письме не сказать маме всю правду?

– Что ты, Надюнь! – замахала руками Люся. – Все телефоны прослушивают, а письма вскрывают. Если бы я сказала правду, воры обязательно утащили бы все.

Это была смешная история.

И таких веселых и смешных баек было много в доме Люси и Юрия Петровича. Мы часто бывали у них и очень любили, когда они приходили к нам в гости. Они прожили вместе почти двадцать лет. Это была удивительно дружная, веселая семья, увлеченная общими проблемами и интересами. Их общим детищем был театр, которому они посвящали все свое время и весь талант. Двадцать третьего апреля, в день рождения театра, дарили всем нам премьеру, и каждый раз это был праздник для всех, кому удавалось на него попасть.

«В каждом домушке свои погремушки», – любила говорить Люся. Наверное, и у них было все как у всех.

Расстались они в одночасье. Вечером 21 февраля Юрий Петрович ушел. На следующий день мы ждали их на ужин – был день моего рождения. Люся позвонила в восемь часов утра. Долго говорила добрые слова, но я слышала только низкий, глухой голос вместо обычного звонкого.

– Люся, что случилось?

– Я должна тебе сказать, что мы с Юрием Петровичем расстались навсегда. Сегодня ты должна решить, с кем из нас ты остаешься. Я к тебе вечером обязательно зайду. Если захочешь продолжать дружбу с ним, то про меня забудь. Если выберешь меня, я у тебя останусь.

Она пришла раньше намеченного времени. Принесла от Екатерины Лукиничны громаднейшую тыкву, на которой было написано: «Наденьке в сорок лет». Я носилась туда-сюда, не зная, куда спрятать эту тыкву. Мне было так страшно, что все ее увидят и узнают, какая я старая.

В двадцать минут восьмого позвонил Юрий Петрович.

– Наденька, я тебя поздравляю! Спектакль начался, сейчас выезжаю.

– У меня здесь Люся, – вынуждена была сказать я. – Она говорит, что, если вы придете, она уйдет. Я с ней не хочу расставаться.