Люди земли Русской. Статьи о русской истории - [161]

Шрифт
Интервал

К сожалению, нам придется и в этом согласиться с автором, но одновременно все же поставить ему в упрек недостаточное освещение национально-русских направлений общественной мысли, выраженных в политике, публицистике и литературе. Прекрасно разработана автором и другая тема – планомерный разбор социально-экономических отношений на протяжении всего века и политика правительства в этом направлении. Внешней политике и, в частности, войнам автор уделяет меньшее внимание. Он рассматривает главным образом причины и следствия войн, но не самые военные действия. Еще меньшее внимание автор уделяет культурной жизни нации, давая лишь краткие перечисления главнейших имен работников русской культуры со столь же краткими характеристиками их направленности. Отражение искусства совсем не находит места в его книге. Но ставить упрека в данном случае автору не приходится: совершенно ясно, что им предельно использован лимит, предоставленный Чеховским издательством для выпускаемых им книг, и расширить свой труд в этом направлении С. Г. Пушкарев не мог по недостатку места.

Рассматривая царствование Императора Николая Первого, автор ни в какой мере не замалчивает его дефектов, главным из которых была гипертрофия бюрократизма, но вместе с тем показывает читателю и огромную, бесспорно прогрессивную работу, проделанную в отдельных ведомствах за это время. Читатель знакомится со многими фактами, укрытыми от его внимания тенденциозно-прогрессивными историками, изображавшими это царствование «Николая Палкина», как эпоху шпицрутенов, кувшинных рыл и прочих гоголевских типов. Зато перед ним встают мало известные исторические фигуры дельного и разумного бюрократа-финансиста графа Канкрина[197], приведшего не только в порядок, но в блестящее состояние финансы Империи, широкая и тоже прогрессивная работа графа Уварова[198], огромный труд по систематизации Свода Законов, осуществленный под руководством графа Сперанского[199]и главным образом деятельность графа Киселева[200], выполнившего всю подготовительную к освобождению крестьян огромную по своему масштабу работу. Эта деятельность министров Самодержца Николая Первого была скрыта от их современников в тиши различных комитетов, кабинетов и т. д., от потомков же умышленно замолчана очень многими из историков.

Главы, в которых автор глубоко и всесторонне освещает эпоху великих освободительных реформ Александра, можно смело назвать торжественным хвалебным гимном направленной ко благу государства и нации воле Самодержца. С. Г. Пушкарев ярко освещает, пользуясь подлинными историческими документами, высокое напряжение борьбы, которую пришлось вести молодому Царю-Освободителю и его ближайшим сотрудникам с количественно и по влиятельности превосходящими их крепостниками.

Читателю становится совершенно ясно, что при устранении воли Самодержца и самого принципа самодержавия, освобождение крестьян не было бы тогда осуществлено, т. к. дворянско-крепостническая оппозиция была слишком сильна и на местах и в самом дворце. Группа же подлинно передовых сторонников реформы была по сравнению с ними незначительной и, кроме того, имела еще оппозицию слева, со стороны революционно-радикальных шестидесятников. В качестве прекрасной иллюстрации к этому автором рассказан такой малоизвестный факт: главный организатор и детализатор реформы Я. И. Ростовцев[201] скончался, не дожив года до ее осуществления; Государю предстояло отыскать другого, столь же опытного администратора для ее окончательного оформления и проведения в жизнь. Найти такого человека было очень трудно, и пришлось назначить на место Ростовцева опытного и дельного графа Панина[202]… по убеждениям яростного крепостника. Но категорический приказ Самодержца заставил этого зубра действовать в направлении обратном его личным стремлениям и выполнить возложенную на него задачу. Воздает должное Пушкарев и ближайшим сотрудникам Царя-Освободителя: князю Черкасскому[203], славянофилу Ю. Ф. Самарину[204] и особенно в дальнейшем фельдмаршалу Н. А. Малютину[205], а также брату Государя, Великому Князю Константину Николаевичу.

В заключительной части этих глав автор уделяет много внимания непосредственным следствиям реформы: бурному росту экономики и промышленности, развитию железнодорожной сети, расширению народного образования, осуществлению всеобщей воинской повинности и тесно связанными с ними военно-организационным мероприятиям, вовлечению передовых дворянских кругов в административную работу на местах (мировые посредники) и, наоборот, привлечение крестьян к участию в местном самоуправлении (земство) и т. д. Следует отметить, между прочим, что упрек в недостаточном по количеству наделении крестьян землей С. Г. Пушкарев категорически опровергает, как миф. При осуществлении реформы помещичьи крестьяне были наделены землей в достаточном размере (чего не было ни в одном европейском государстве), а государственные крестьяне получили даже богатые наделы. Малоземелье же центральных губерний возникло позже, в силу прироста населения, низкой агротехники и, главным образом, общинному характеру крестьянского землепользования, которое автор труда, равно как и мы, считает самым слабым местом крестьянской реформы, введенным в нее лишь под давлением близоруких администраторов справа и радикальных шестидесятников слева (Герцена, Чернышевского, позже Лаврова и Ткачева), видевших в общине эмбрион осуществленного социализма, говоря по-современному, колхоза.


Еще от автора Борис Николаевич Ширяев
Неугасимая лампада

Борис Николаевич Ширяев (1889-1959) родился в Москве в семье родовитого помещика. Во время первой мировой войны ушел на фронт кавалерийским офицером. В 1918 году возвращается в Москву и предпринимает попытку пробраться в Добровольческую армию, но был задержан и приговорен к смертной казни. За несколько часов до расстрела бежал. В 1920 году – новый арест, Бутырка. Смертный приговор заменили 10 годами Соловецкого концлагеря. Затем вновь были ссылки, аресты. Все годы жизни по возможности Ширяев занимался журналистикой, писал стихи, прозу.


Я — человек русский

Рассказы о жизни послевоенной эмиграции в Европе и воспоминания. Несмотря на заглавие сборника, которое может показаться странным, Ширяев не выступает как националист.Орфография автора.


Кудеяров дуб

Автобиографическая повесть по мотивам воспоминаний автора о жизни на оккупированном фашистами Кавказе.


Никола Русский. Италия без Колизея

Издается новый расширенный сборник итальянских эссе самого известного писателя «второй волны» эмиграции, прославленного книгой-свидетельством о Соловецком лагере «Неугасимая лампада», написанной им в Италии в лагерях для перемещенных лиц, «Ди-Пи». Италия не стала для Б. Н. Ширяева надежным убежищем, но не могла не вдохновить чуткого, просвещенного и ироничного литератора. Особый для него интерес представляло русское церковное зарубежье, в том числе уникальный очаг православия – храм-памятник в Бари.


Ди-Пи в Италии

В феврале 1945 года Ширяев был откомандирован в Северную Италию для основания там нового русского печатного органа. После окончания войны весной 1945 года Борис Ширяев остался в Италии и оказался в лагере для перемещённых лиц (Капуя), жизни в котором посвящена книга «Ди-Пи в Италии», вышедшая на русском языке в Буэнос-Айресе в 1952 году. «Ди Пи» происходит от аббревиатуры DPs, Displaced persons (с англ. перемещенные лица) — так окрестили на Западе после Второй мировой войны миллионы беженцев, пытавшихся, порой безуспешно, найти там убежище от сталинских карательных органов.


Рекомендуем почитать
101 разговор с Игорем Паниным

В книгу поэта, критика и журналиста Игоря Панина вошли интервью, публиковавшиеся со второй половины нулевых в «Независимой газете», «Аргументах неделi», «Литературной газете», «Литературной России» и других изданиях. Это беседы Панина с видными прозаиками, поэтами, критиками, издателями, главредами журналов и газет. Среди его собеседников люди самых разных взглядов, литературных течений и возрастных групп: Захар Прилепин и Виктор Ерофеев, Сергей Шаргунов и Александр Кабаков, Дмитрий Глуховский и Александр Проханов, Андрей Битов и Валентин Распутин, Эдуард Лимонов и Юрий Бондарев. Помимо этого в книге встречаются и политики (вице-премьер Дмитрий Рогозин), видные деятели кино (Виктор Мережко), телевидения (Олег Попцов)


Политэкономия фэнтези

Немного магии и много классической (и не очень) политэкономии.


Воздушные змеи

Воздушные змеи были изобретены в Поднебесной более двух тысяч лет назад, и с тех пор стали неотъемлемой частью китайской культуры. Секреты их создания передаются из поколения в поколение, а разнообразие видов, форм, художественных образов и символов, стоящих за каждым змеем, поражает воображение. Книга Жэнь Сяошу познакомит вас с историей развития этого самобытного искусства, его региональными особенностями и наиболее интересными произведениями разных школ, а также расскажет о технологии изготовления традиционных китайских воздушных змеев. Для широкого круга читателей. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.


Афера COVID-19

«Доктор, когда закончится эпидемия коронавируса? — Не знаю, я не интересуюсь политикой». Этот анекдот Юрий Мухин поставил эпиграфом к своей книге. В ней рассказывается о «страшном вирусе» COVID-19, карантине, действиях властей во время «эпидемии». Что на самом деле происходит в мире? Почему коронавирус, менее опасный, чем сезонный грипп, объявлен главной угрозой для человечества? Отчего принимаются беспрецедентные, нарушающие законы меры для борьбы с COVID-19? Наконец, почему сами люди покорно соглашаются на неслыханное ущемление их прав? В книге Ю.


Новому человеку — новая смерть? Похоронная культура раннего СССР

История СССР часто измеряется десятками и сотнями миллионов трагических и насильственных смертей — от голода, репрессий, войн, а также катастрофических издержек социальной и экономической политики советской власти. Но огромное число жертв советского эксперимента окружала еще более необъятная смерть: речь о миллионах и миллионах людей, умерших от старости, болезней и несчастных случаев. Книга историка и антрополога Анны Соколовой представляет собой анализ государственной политики в отношении смерти и погребения, а также причудливых метаморфоз похоронной культуры в крупных городах СССР.


Новейшая история России в 14 бутылках водки. Как в главном русском напитке замешаны бизнес, коррупция и криминал

Водка — один из неофициальных символов России, напиток, без которого нас невозможно представить и еще сложнее понять. А еще это многомиллиардный и невероятно рентабельный бизнес. Где деньги — там кровь, власть, головокружительные взлеты и падения и, конечно же, тишина. Эта книга нарушает молчание вокруг сверхприбыльных активов и знакомых каждому торговых марок. Журналист Денис Пузырев проследил социальную, экономическую и политическую историю водки после распада СССР. Почему самая известная в мире водка — «Столичная» — уже не русская? Что стало с Владимиром Довганем? Как связаны Владислав Сурков, первый Майдан и «Путинка»? Удалось ли перекрыть поставки контрафактной водки при Путине? Как его ближайший друг подмял под себя рынок? Сколько людей полегло в битвах за спиртзаводы? «Новейшая история России в 14 бутылках водки» открывает глаза на события последних тридцати лет с неожиданной и будоражащей перспективы.