Люди земли Русской. Статьи о русской истории - [155]

Шрифт
Интервал

Одновременно с этим он подвергает убийственной критике условное деление всемирной истории на древнюю, среднюю, новую и новейшую, отрицая непрерывность и преемственность прогрессивного развития человечества. Рассматривая это прогрессивное движение, Данилевский не ограничивает свой взгляд бассейном Средиземного моря и не берет этот бассейн в центр внимания, как это делало большинство, современных ему историков, но стремится охватить все эволюционное прогрессивное движение народов всего мира, поскольку оно нам известно.

Характеризуя отдельные культуры и выделяя из них славянскую (русскую) культуру, Н. Я. Данилевский сближается с некоторыми тенденциями славянофильства, но не современных ему мыслителей этого направления – Хомякова и Аксакова. Ему ближе И. Киреевский.

Многочисленные противники Н. Я. Данилевского спешат водворить его в лагерь славянофилов, а, следовательно, и «реакционеров», как полагалось тогда думать в «прогрессивных» кругах. Это было в корне ошибочным. По меткому замечанию единственного тогда историка, оценившего революционность и подлинную прогрессивность взглядов Н. Я. Данилевского, К. Н. Бестужева-Рюмина[185], не Данилевский со своей теорией входит в славянофильство, но некоторые концепции славянофилов входят составными элементами в созданную им историческую теорию.

Вышедшая отдельным изданием в начале семидесятых годов книга «Россия и Европа» была встречена ожесточенным протестом и с «правой» и с «левой» стороны. Высказанные в ней мысли намного опередили научное и общественное мышление своего века. Покричав, критики замолкли, и до широкого читателя книга не дошла. Незначительный даже по тому времени ее тираж (1.200 экз.) не был распродан. Потом о ней забыли.

Но шли годы, и концепции, выраженные непризнанным пророком, получали подтверждение в реальной жизни. В ближайшие за окончанием Первой мировой войны годы немецкий историко-философ Освальд Шпенглер выступил со своей замечательной книгой «Закат Европы». В этом труде он развивал, уточнял и дополнял систему культурно-исторических типов Н. Я. Данилевского. О. Шпенглер не только определил и исторически обосновал развитие каждого историко-культурного типа в отдельности, но установил его морфологическую жизненную форму, указав возрастные периоды для каждой культуры: юность, зрелость, старость и одряхление, за которым неминуемо следует ее смерть. Так, культуру Средиземноморья он разбил на три отдельных цикла: античный, готический и «фаустовский», как он его назвал, распад которого мы переживаем в настоящее время. Другой немецкий философ Кайзерлинг[186] еще более углубил теорию Данилевского и теснее увязал ее с показателями нашей современности и, наконец, перед Второй мировой войной еще один немецкий же историко-философ Вальтер Шубарт[187] выпустил свой небольшой труд «Европа и душа Востока», в котором дополняет О. Шпенглера четвертым средиземноморским культурно-историческим типом – «иоанническим» человеком грядущего, в котором он видит окончательное выражение столь загадочной для европейца «русской души». Взгляды В. Шубарта в значительной мере обусловлены влиянием на него Ф. М. Достоевского и не будет парадоксом сказать, что они гораздо ближе к славянофильству, чем исторические концепции Н. Я. Данилевского, который требовал для своего славянского культурно-исторического типа лишь признания его равноправия с прочими, но не приоритета, не превосходства над ними. Он боролся тогда с современными ему сторонниками теории унтерменшей и морлоков[188], «прогрессистами», принимавшими романо-германскую культуру за абсолютный образец и отрицавшими право русского народа на его культурную и государственную самобытность.

Но Н. Я. Данилевский не был ни в какой мере агрессивен и не выдвигал славянство на ведущую в мировой истории роль. Шубарт же предвидит именно его превосходство, водительство в предстоящей человечеству эпохе дальнейшего прогрессивного развития. Следует отметить, что Шубарт ни в какой мере не обобщает свой тип «иоаннического» человека с коммунистическим идеалом человекообразного робота, но, наоборот, предугадывает черты этого типа в отталкивании от коммунизма, в преодолении его и в возвращении человеческого духа к обновленной вере, учению Христа.

«Несть пророка в отечестве своем», и мало бывает пророков, слова и мысли которых поняты и оценены по достоинству современниками. Н. Я. Данилевский, выдвинул свои концепции в период развития рационализма. Это направление мысли было упоено тогда иллюзией своей полной победы и не допускало возможности своего крушения в недалеком будущем. Реальная жизнь сказала иное, и исторические взгляды Данилевского, осмеянные и замолчанные тогда, выступают теперь в освещении фактов с необычайной силой и убедительностью.


«Наша страна»,

Буэнос-Айрес, 18 окт. 1952 г.,

№ 144, с. 4.

Корабль Одиссея

[Арнольд Тойнби]

Если бы я был поэтом, то написал бы не газетную статью, но цикл стихов, посвященных борьбе этой идеи за свою жизнь, за свою правду.

Это началось так. Почти сто лет тому назад, в те годы, когда вся Россия трагически переживала и, напрягая все силы, залечивала севастопольскую рану, нанесенную ей злобным, завистливым западным агрессором, в севастопольских водах работал скромный исследователь промышленного рыболовства Н. Я. Данилевский. Почти рыбак. Он подсчитывал уловы скумбрии и кефальки и в то же время думал о судьбах своей родины, о ее бытии, прошлом, настоящем и грядущем. Он мыслил… И в его сознании родилась идея, ярко осветившая не только жизнь его родины, но бросившая свои отблески во тьму бытия всего человечества. Так создалась его книга «Россия и Европа», о которой я писал несколько месяцев тому назад. В этой книге заключались основы совершенно новой историко-философской системы. Но при своем рождении она была заплевана, охаяна «прогрессивными» филистерами того времени, задушена «заговором молчания» – излюбленным средством этих господчиков.


Еще от автора Борис Николаевич Ширяев
Неугасимая лампада

Борис Николаевич Ширяев (1889-1959) родился в Москве в семье родовитого помещика. Во время первой мировой войны ушел на фронт кавалерийским офицером. В 1918 году возвращается в Москву и предпринимает попытку пробраться в Добровольческую армию, но был задержан и приговорен к смертной казни. За несколько часов до расстрела бежал. В 1920 году – новый арест, Бутырка. Смертный приговор заменили 10 годами Соловецкого концлагеря. Затем вновь были ссылки, аресты. Все годы жизни по возможности Ширяев занимался журналистикой, писал стихи, прозу.


Я — человек русский

Рассказы о жизни послевоенной эмиграции в Европе и воспоминания. Несмотря на заглавие сборника, которое может показаться странным, Ширяев не выступает как националист.Орфография автора.


Кудеяров дуб

Автобиографическая повесть по мотивам воспоминаний автора о жизни на оккупированном фашистами Кавказе.


Никола Русский. Италия без Колизея

Издается новый расширенный сборник итальянских эссе самого известного писателя «второй волны» эмиграции, прославленного книгой-свидетельством о Соловецком лагере «Неугасимая лампада», написанной им в Италии в лагерях для перемещенных лиц, «Ди-Пи». Италия не стала для Б. Н. Ширяева надежным убежищем, но не могла не вдохновить чуткого, просвещенного и ироничного литератора. Особый для него интерес представляло русское церковное зарубежье, в том числе уникальный очаг православия – храм-памятник в Бари.


Ди-Пи в Италии

В феврале 1945 года Ширяев был откомандирован в Северную Италию для основания там нового русского печатного органа. После окончания войны весной 1945 года Борис Ширяев остался в Италии и оказался в лагере для перемещённых лиц (Капуя), жизни в котором посвящена книга «Ди-Пи в Италии», вышедшая на русском языке в Буэнос-Айресе в 1952 году. «Ди Пи» происходит от аббревиатуры DPs, Displaced persons (с англ. перемещенные лица) — так окрестили на Западе после Второй мировой войны миллионы беженцев, пытавшихся, порой безуспешно, найти там убежище от сталинских карательных органов.


Рекомендуем почитать
Отвечая за себя

Книги построена на основе записей Владимира Мацкевича в Фейсбуке в период с февраля по май 2019 года. Это живой, прямой разговор философа с самим собой, с политиками, гражданскими активистами. В книгу включены размышления о месте интеллектуала в политических события, анализ беларусского политического и информационного пространства. Книга предназначена для всех, кто интересуется политической и интеллектуальной жизнью Беларуси в ХХI столетии.


Слухи, образы, эмоции. Массовые настроения россиян в годы войны и революции, 1914–1918

Годы Первой мировой войны стали временем глобальных перемен: изменились не только политический и социальный уклад многих стран, но и общественное сознание, восприятие исторического времени, характерные для XIX века. Война в значительной мере стала кульминацией кризиса, вызванного столкновением традиционной культуры и нарождающейся культуры модерна. В своей фундаментальной монографии историк В. Аксенов показывает, как этот кризис проявился на уровне массовых настроений в России. Автор анализирует патриотические идеи, массовые акции, визуальные образы, религиозную и политическую символику, крестьянский дискурс, письменную городскую культуру, фобии, слухи и связанные с ними эмоции.


Новейшая история России в 14 бутылках водки. Как в главном русском напитке замешаны бизнес, коррупция и криминал

Водка — один из неофициальных символов России, напиток, без которого нас невозможно представить и еще сложнее понять. А еще это многомиллиардный и невероятно рентабельный бизнес. Где деньги — там кровь, власть, головокружительные взлеты и падения и, конечно же, тишина. Эта книга нарушает молчание вокруг сверхприбыльных активов и знакомых каждому торговых марок. Журналист Денис Пузырев проследил социальную, экономическую и политическую историю водки после распада СССР. Почему самая известная в мире водка — «Столичная» — уже не русская? Что стало с Владимиром Довганем? Как связаны Владислав Сурков, первый Майдан и «Путинка»? Удалось ли перекрыть поставки контрафактной водки при Путине? Как его ближайший друг подмял под себя рынок? Сколько людей полегло в битвах за спиртзаводы? «Новейшая история России в 14 бутылках водки» открывает глаза на события последних тридцати лет с неожиданной и будоражащей перспективы.


Русские здесь: Фильм, помогающий Андропову

Мы сочли необходимым издать эту книгу не только на русском, но и на английском языке для того, чтобы американские читатели знали, что эмигранты из СССР представляют собой нечто совсем иное, чем опустившиеся неудачники и циники, которые были отобраны для кинофильма "Русские здесь". Объем книги не позволил вместить в нее все статьи об этом клеветническом фильме, опубликованные в русскоязычной прессе. По той же причине мы не могли перевести все статьи на английский язык, тем более, что многие мысли в них повторяются.


Демонтаж коммунизма. Тридцать лет спустя

Эта книга посвящена 30-летию падения Советского Союза, завершившего каскад крушений коммунистических режимов Восточной Европы. С каждым десятилетием, отделяющим нас от этих событий, меняется и наш взгляд на их последствия – от рационального оптимизма и веры в реформы 1990‐х годов до пессимизма в связи с антилиберальными тенденциями 2010‐х. Авторы книги, ведущие исследователи, историки и социальные мыслители России, Европы и США, представляют читателю срез современных пониманий и интерпретаций как самого процесса распада коммунистического пространства, так и ключевых проблем посткоммунистического развития.


Преступления за кремлевской стеной

Очередная книга Валентины Красковой посвящена преступлениям власти от политических убийств 30-х годов до кремлевских интриг конца 90-х. Зло поселилось в Кремле прежде всех правителей. Не зря Дмитрий Донской приказал уничтожить первых строителей Кремля. Они что-то знали, но никому об этом не смогли рассказать. Конституция и ее законы никогда не являлись серьезным препятствием на пути российских политиков. Преступления государственной власти давно не новость. Это то, без чего власть не может существовать, то, чем она всегда обеспечивает собственное бытие.