Люди земли Русской. Статьи о русской истории - [144]

Прошу прощения у читателей за циничный, но очень яркий и распространенный пример силы этой памяти, ее материального выражения.

«Романовские» деньги хранятся еще и до сих пор в крестьянских тайниках. До 1930 г. они были (тайно) в ходу в деревне, а в киргизских степях, где я побывал тогда, они были главной валютой.

Николаевский пул (деньги) – джюда якши (очень хороши), советский пул… – далее следовало не совсем приличное русское слово.

Я далек от стремления утверждать, что второе призвание Романовых состоится тотчас же или в скором времени по освобождении России, Те же наблюдения над современностью рисуют мне очень мрачные картины первых лет по свержении власти Политбюро, не лично Сталина, т. к., даже при частичном сохранении социалистического строя, режим мало изменится.

Период хаоса, крови и внутренних усобиц неизбежен, если его не нивелирует какая-либо внешняя сила. Неизбежны и муки последних родовых схваток перед рождением Новой России. Но эти неминуемые страдания лишь укрепят те факторы народной воли, которые становятся теперь уже ясными.

Осуществление этих факторов в повседневной личной жизни каждого сливается в формулу: единоличная наследственная собственность, т. е. спокойная жизнь, продуктивный свободный труд, пользование его плодами, обеспеченность и гарантия нынешнего и завтрашнего дня.

В переводе на язык государственности она выговаривается: монархия династии Романовых, продолжение насильственно прерванного естественного бытия России, не реставрация, не возврат к отжившим формам, но дальнейшее диалектическое развитие новой России и новой Российской Монархии, неразрывно связанных во всей их прошлой одиннадцативековой жизни и непрерывно видоизменявших в ней свои формы в слитной гармонии, в зависимости от требований времени, в беспрерывном росте могущества и благосостояния российского народа при носителе, выполнителе его действительной исторической воли – Русском Царе.

Будет ли это?

Да будет. Все кончается. Кончатся и страдания России.

«Знамя России»,

Нью-Йорк, 15 ноября 1950 г.,

№ 28, с. 5–8.

Монархия и свобода

Представление о политической свободе личности претерпевает в эпоху пережидаемого нами всеобъемлющего кризиса глубокое изменения, как и другие политические понятия (о нации, суверенитете, государстве и т. д.).

Минувший XIX век прошел под знаком развития и стабилизации так называемых демократических, хотя на самом деле общечеловеческих, свобод, вытекавших из конституционных формулировок США 1776 г. и комплекса лозунгов Франции 1789 г.

Тогда, более 150 лет назад, этот политический комплекс был, несомненно, прогрессивен, радикален и глубоко актуален для его современности. Но рассмотрим его в свете нашей современности и попытаемся на ее основе спроектировать те политические гарантии, которые потребуют от своего правительства народы свободной покризисной России. По-кризисной потому, что иной новой России быть не может: узел кризиса туго завязан именно в ней.

Итак. Первая – свобода совести, религии, вероисповеданий. Будет ли гарантия ее тогда актуальной, вытекающей из потребности масс?

Не странно ли будет требовать ее, как, например, требовать гарантии 8-часового рабочего дня в стране, закрепившей законом 40-часовую рабочую неделю? Или свободы освещения своего дома ночью? Ведь был же когда-то и строго проводился в жизнь закон о тушении огня… Не дико ли представлять себе в наши дни какое-либо правительство, проводящее религиозные гонения?

Для России же, не знавшей религиозных войн, в которой при «кровавой тирании царя» – о чем еще долдонят и теперь безнадежные тупицы, – где беспрепятственно молились и в костелах, и в кирхах, и в мечетях, и даже в шаманских капищах, в столице, которой, первой из европейских столиц, был воздвигнут буддийский храм не только с соизволения, но при моральной и материальной поддержке православного Императора, в этой России вряд ли возникнет потребность масс в гарантии религиозной свободы.

Скорее другое, массы верующих всех исповеданий потребуют гарантии своей свободы от изуверских насилий атеистических мракобесов. Свобода же совести может быть внесена и, конечно, будет внесена без возражений в конституцию покризисного Российского государства лишь как уступка пережиточному политическому мышлению последних «рыцарей демократии», нечто вроде студенческой шпаги, красовавшейся на бедрах «белоподкладочников» последних лет Императорских Университетов…

Далее. Свобода союзов и собраний. Здесь дело много сложнее. Демократия, скроившая свою политическую силу в XIX в. именно на этой форме свободы – развитии и укреплении политических партий, трудовых, профессиональных, культурных союзах и объединениях, в XX в. вынуждена сама аннулировать эту свободу, поставить ей предел, ликвидируя и запрещая нацистские, фашистские, а теперь и тоталитарно-социалистические (коммунистические) партии и союзы. Произошло неизбежное во времени: идея, воплотившись пожрала саму себя…

Установление новых форм необходимой для развития личности, но и не угрожающей ее общественной жизни, свободы социальной, новых форм политического коллектива – одна из основных задач кризиса. Ее разрешение возможно лишь в совокупности всех государств мира, а Новая Россия не сможет при любом правительстве исключить себя из системы планеты. Можно предположить, что нужная граница данного вида свободы будет указана миру именно Новой Россией, первым актом которой, несомненно, будет полная ликвидация коммунистической партии со всеми ее отделами и подотделами. Из этого всенародного акта и вырастут требования массами свободы союзов и собраний, а также и требования государственных гарантий, самозащиты от их возможного насилия над личностью.