Люди в местах - [2]

Поезд замер напротив вокзала и начал свое часовое стояние. Никто, как всегда, не приехал, и никто не собирался уезжать. В кабине тепловоза виднелся машинист, хотя, может быть, это был и не машинист, а просто вырезанный из картона силуэт, действующая модель неподвижного человека. Машинист, или что это там было, не двигался, уставившись вперед, туда, где путь, полого поворачивая, исчезал среди древесных стволов. Маломощный дизельный двигатель равномерно изрыгал характерные дизельные звуки.

Вагоны не подавали признаков жизни. Только однажды чья-то рука вроде бы немного отодвинула занавеску на окне. Но там, за занавеской, была темнота, пустота, там ничего не было видно и вообще, наверное, ничего не было, даже этой отодвинувшей руки.

Володя Вовов так и сидел, сжимая лицо руками. Скляренко при виде поезда тихонько завыл, тряся головой. Нелли Петровна, выронив сумку и пакет, часто моргала и никак не могла собрать детали окружающего ее мира в цельную, непротиворечивую картину. Иван, притоптывая и издавая гортанные звуки, на правах начальника станции или директора чего-то там, совершал на платформе медленный круговращательный ритуальный танец. Бабушка, ожидающая в зале ожидания, закуталась с головой в беспорядочное шерстяное тряпье. Только бы скорее уехал, только бы ничего не видеть… Бродившая у края леса фигура теперь равномерно подпрыгивала на одном месте.

Прошло минут пятнадцать. Иван перестал издавать гортанные звуки и теперь беззвучно кружился в своем диковатом тяжеловесном танце. Скляренко просто уснул. Все как-то успокоилось в неподвижности и тишине. Даже танцующий Иван казался неподвижным, и урчание дизеля было частью полной, абсолютной тишины.

Все это повторялось каждую неделю, с незначительными вариациями. Например, иногда завывал не Скляренко, а Нелли Петровна, а Скляренко, наоборот, часто моргал. Или вместо Володи Вовова встречать поезд приходил Николай Степанович Типов, совершенно лысый, склонный к заторможенности человечек. Но неизменно плясал Иван, и старушка неизменно боязливо-стоически куталась в свое тряпье. И неизменно прибывал поезд.

Иван в изнеможении рухнул в платформную пыль. Скляренко осоловело проснулся. Нелли Петровна никак не могла выкарабкаться из своей привычной прострации. Поезд коротко свистнул и, полязгивая, тронулся в путь. Три тусклых красных хвостовых огонька медленно исчезли за деревьями. Скляренко стошнило, и это выглядело так естественно, что ему даже не было стыдно.

Целую неделю поезд, развив сумасшедшую скорость, будет лететь сквозь кромешную лесную массу, нигде не останавливаясь, по великому железному кольцевому пути. А потом опять послышится гудок, над верхушками деревьев покажется дымок тепловоза, и Иван будет кружиться в своем тяжелом, изуверском, неуклюже-прекрасном танце.

2002

ХОРХЕ КАМПОС

Хорхе Кампос сидел на скамейке и не знал, что ему делать.

Он обнаружил себя сидящим на скамейке в совершенно незнакомом месте, в незнакомой части света. Вокруг был, наверное, город. Стояли дома, ездил транспорт, виднелся узкий канал, а еще дальше — другой берег канала, набережная и опять дома, таинственно-угрюмые, выстроившиеся в одну сплошную линию, пяти-шестиэтажные, похожие друг на друга, но разные. Ходили, бежали и стояли люди. Люди — белые, условно европейского вида, грингос, как сказал бы Хорхе Кампос. Но он ничего не говорил, безуспешно пытаясь понять, что происходит.

Хорхе Кампос был одет в строгий черный костюм, под костюмом — белая рубашка, застегнутая на все пуговицы, без галстука. Шляпа тоже была, черная, и черные же ботинки. Он был бы похож на жизнерадостного хасида или строгого протестантского проповедника из Новой Англии, если бы не был худым низкорослым индейцем, с коричневыми лицом и руками посреди черноты-белизны костюма-рубашки-шляпы. Хорхе Кампос никогда не носил такой одежды. Все это было весьма удивительно.

Все (или почти все) люди, несшиеся мимо Хорхе Кампоса, знали, что вот это скопление домов, транспорта, набережных, каналов и других слегка упорядоченных предметов называется Санкт-Петербург, и что это второй по величине город России, административный центр Ленинградской области, важный политический, экономический и культурный, да-да, прежде всего культурный, центр страны, крупный железнодорожный узел, что здесь много памятников-дворцов-музеев, и что здесь с 1703 по 1918 годы располагалась столица России, а потом она переехала в другое место, и теперь это просто административный центр Ленинградской области, крупный узел всего. А Хорхе Кампос — нет, не знал. Хорхе Кампос всего несколько раз бывал в большом (не очень), грязноватом и суетливом городе, в котором приезжим было трудно дышать из-за высоты, а местные ничего, привыкли, нормально, а вот гости да, задыхались, и даже сильные футбольные команды Бразилии и Аргентины, приезжая туда, почти всегда проигрывали, задыхаясь, неказистой сборной маленькой южноамериканской страны, столицей которой и был этот не очень большой грязновато-суетливый город, в котором несколько раз в жизни бывал Хорхе Кампос, приезжал вместе с родственниками, что-то они продавали на рынке, вроде бы. А в других крупных, да и мелких, городах Хорхе Кампос никогда не бывал, тем более в таких вот, как этот, неизвестный ему город, судя по всему, огромный, с каналами и домами.