Люди тумана. Бенита, или Дух Бамбатсе - [101]
Погруженный в свои мучительные думы, Роберт плыл и плыл, а гул прибоя становился все отчетливее и отчетливее. Вдруг ему показалось, что около него появилась акула. Он вздрогнул и вышел из своего угнетенного состояния. Однако это оказался всего лишь кусок дерева. Но хотя вскоре пловцу пришлось действительно натолкнуться на представителя океанских хищников, который, впрочем, был либо чересчур сытым, либо трусливым по природе, ибо метнулся в сторону и был таков, как только Роберт ударил рукой по воде и закричал.
Долины между водными горами сделались глубже; на противоположных валах стали появляться белые гребни. Сеймур попал в волны прибоя, и тут началась борьба не на жизнь, а на смерть. Волны неслись перед ним торжественно и величественно. Те, кто лицезрел их из какого-нибудь безопасного места, например, с берега острова Вознесения, могут засвидетельствовать, что один вид этих громад вселяет ужас. Какое же впечатление производили они в лунном свете на брошенного на произвол судьбы Роберта, с доской в качестве единственной опоры, можно себе только представить. Тем не менее он не пал духом, наоборот, почувствовал в себе сильный подъем. Явившееся было чувство усталости сняло как рукой: ему стало жарко, закипела энергия. С гребня одной из волн он увидел, что примерно в полумиле от него бежит маленькая речушка, к которой он и пустился плыть.
Вначале все шло хорошо. Роберт то взмывал на гребни, то съезжал вниз. Но вот подъем и спуск сделались круче, а пена стала переливаться через его голову. Он больше не мог придерживаться определенного направления; оставалось положиться на волю стихии. Миг – и Роберт очутился в адском круговороте воды, откуда ему ни за что бы не выбраться, если бы не поддержка доски и спасательного круга. Затянутый на страшную глубину, он вынырнул на поверхность, чтобы снова услышать вокруг себя свист и схожий с пушечной пальбой гул валов, разбивающихся о берег.
Роберт с трудом удерживался на доске, ее края резали ему руки, но он цеплялся за нее с силой отчаяния. Когда волны с грохотом разбивались над его головой, он задерживал дыхание; вынесенный на гребень, он жадно ловил воздух, пользуясь короткой передышкой. То он носился, как чайка, по самой верхушке валов, то, как дельфин, погружался в глубину; когда силы покидали его, он падал и касался ногами дна. Вдруг Роберт почувствовал, что огромная тяжесть тянет его ко дну. Вода вырвала у него доску, однако пробковый пояс снова поднял его. Отхлынувшие волны унесли его в более глубокое место; беспомощный и обессиленный, он отдался их воле, потому что больше был не в силах бороться.
Опять нахлынул громадный вал, такой большой, каких Сеймур еще никогда не видывал, «отец волн», по выражению прибрежных кафров. Вал подхватил Роберта, обнял громадным зеленым гребнем и перенес, как соломинку, далеко за цепь гибельных утесов. Вал с грохотом разбился, ударил его о каменисто-песчаную мель, образованную речкой, и, толкая своей несокрушимой силой, катил до тех пор, пока эта мощь не истощилась и пена не начала отступать обратно к морю, увлекая за собой и несчастного пловца.
Роберт почти потерял сознание, но у него осталась искра рассудка, и он понял, что если вода снова унесет его на глубину, он погибнет. Чувствуя, что море засасывает его, Сеймур с силой запустил руки в песок, и, на его счастье, они уцепились не то за корень, не то за камень, – он никогда не узнал этого. Но это нечто крепко сидело в земле, и он отчаянно сжал свою опору… Неужели эта пытка никогда не кончится? Его легкие готовы лопнуть. Воздуху!
Придется отпустить руки! Слава Тебе, Боже! Пена делается тоньше. Голова его уже наверху, а вот воды уже нет, и он лежит распластанный на берегу. С полминуты он дышал безостановочно, точно выброшенная рыба, затем, приподнявшись, оглянулся. Неподалеку обрисовался силуэт нового приближающегося вала. Увидев его, Роберт поднялся на ноги, упал, снова встал и бросился, спотыкаясь, бежать, вернее, отчаянно волочить ноги прочь от коварной волны, преследовавшей его по пятам. Вперед, еще вперед… ну, теперь он на сухом песке, вне пределов досягаемости валов! Но усилие это оказалось последним, – жизненные силы покинули его. Покрытый сотней кровоподтеков и ссадин, с расшибленной ногой, он грузно рухнул на землю и замер.
С полминуты он дышал безостановочно, точно выброшенная рыба
Катер, в котором лежала Бенита, был сильно нагружен, гребцы с трудом работали веслами против прилива: численность пассажиров мешала им. Вскоре поднялся легкий ветер с суши, как это часто бывает к утру, и Томпсон решил поднять парус. Это было сделано не без труда, потому что пришлось в тесноте вытащить из-под банок мачту и поставить ее. Когда ветер накинулся на парус, катер сильно накренило. Женщины подняли крик.
– Каждый, кто пошевелится, будет выброшен за борт, – сказал офицер, управлявший рулем. Все утихли.
Катер довольно быстро шел в море, но матросы, сознававшие положение вещей, тревожились: появились признаки того, что ветер усилится, а при волнении перегруженный катер вряд ли уцелел бы. Через два часа парус пришлось опустить и отдаться на волю течения. Томпсон старался приободрить пассажиров, говоря, что теперь катер находится вблизи путей прохождения судов и что, если с наступлением рассвета они не увидят ни одного судна, он пойдет к берегу в надежде найти место, свободное от прибрежных валов, где бы можно было высадиться. Если слова офицера и не вселили надежды в пассажиров, то, по крайней мере, успокоили их. Многие в глубоком молчании созерцали небосвод.
