Люди с далекого берега - [10]

Когда нам случилось пережить такое в первый раз, я приготовилась услыхать об ужасающих последствиях, о бедствиях и разрушениях. Но все крыши оказались на месте, окна и двери остались целы и невредимы. И провода нашей единственной электролинии подрагивали как ни в чем не бывало между столбами, вогнанными в укрепленные камнями стойки. Лодки в такую пору привязывали двойными канатами. Детей в школу не пускали. Из дома без крайней нужды никто не показывался. Пароход пережидал шторм, завернув в первый попавшийся порт. Какое уж тут расписание при таком шторме!

Здесь буквально все, даже деревья, приспособилось к жестоким ветрам. Низенькие ели росли тесными группками, льнули друг к дружке, точно ребятня в морозный день на автобусной остановке. Ветви сплетались накрепко, так, что им было не обломиться, не рухнуть на крышу дома или на провода, как нередко случается там, где растут высокие лиственные деревья. Здешних ветров не выдержало бы ни одно высокое дерево — ни клен, ни вяз.

Крыши у здешних домов были почти плоские. Покатую крышу неминуемо снесло бы во время шквала. Выше всех построек была в Балине англиканская церковь. В тысяча девятьсот седьмом с только что поставленной церкви, выстроенной, согласно тщеславному замыслу, из дерева, точной копией английского проекта, ураганом снесло чуть ли не всю крышу. Упорные прихожане стали сооружать новую, только теперь пришлось притянуть ее к земле тяжелыми стальными тросами, концы которых закрепили на гранитных валунах стальными болтами.

Ветер являлся главным предвестником зимы, но, как ни странно, не предвестником морозов. Температура обычно не опускалась ниже нуля. «Искристый шторм» по-местному, а мне известный под более прозаичным названием дождя со снегом, случался здесь часто и превращал все вокруг в чарующую рождественскую картинку. Все сверкало и искрилось, как на иллюстрации к русской сказке: и дома, и лодки, и причал, и белье на веревках, и провода. Однако не до сказок тому, кому надо выходить из дому в такую погоду: каменистые дорожки под ногами, покрытые, казалось, сахарной глазурью, становились скользкими, как лед.

Но погода здесь менялась очень быстро. Вперемежку с неистовым зимним ненастьем, когда даже птицы не осмеливались летать, выдавалось немало «приличных» деньков. И словно в насмешку над декабрем, иной раз поутру вставало солнце и воцарялась немыслимая тишина.

3

В том самом декабре в Балину из Массачусетса вернулись Фримэн и Барбара Дрейк — владельцы местного рыбного завода, единственного на всю Балину промышленного предприятия. Вдоль берега глубокой бухты Кишка, где располагался одноименный поселок, тянулась вереница светлых деревянных заводских построек. Сюда местные рыбаки сдавали свой улов, здесь же три мощных рыболовных траулера, тоже собственность Дрейков, опорожняли свои трюмы. На заводе трудилось немало рабочих; они разделывали и фасовали рыбу, а готовая продукция раз в семнадцать дней грузилась на судно-рефрижератор и отправлялась в Соединенные Штаты.

Кроме этого Фримэну Дрейку принадлежало еще несколько рыбозаводов на восточной окраине острова. Дрейки, вне всяких сомнений, были самым богатым, влиятельным и самым респектабельным семейством на нашем побережье. В Балине они жили по полгода, в просторном, всегда открытом для званых гостей особняке, остальные полгода проводили в Массачусетсе в не менее роскошном, по слухам, доме. Эдакие феодалы в миниатюре, они безраздельно господствовали в своей вотчине. Хоть рыбный бизнес — не добыча золота, завод «Мороженая рыба Балины» и еще несколько ему подобных приносили своим владельцам немалый доход. Дрейки держали двух прислуг для присмотра за тремя маленькими дочерьми. Еще у них было два домика «в глуши» для охоты и рыбной ловли. В Балине в их распоряжении находилась щегольская моторная яхта «Сэр Фрэнсис Дрейк».

Кроме того, их собственностью было и «Боско», судно-рефрижератор, доставлявшее сотни тонн мороженого филе на бостонские рынки. Дрейки сами пользовались «Боско» довольно часто, чтобы, скажем, перебраться со всем семейством — с детьми, няньками, собаками, кошками — и массой багажа с континента на остров и обратно. В отличие от прочих, Дрейкам не приходилось зависеть от ненадежных расписаний или, прибыв на континент, толкаться в толпе пассажиров Канадской национальной железной дороги.

Сначала жизнь этого семейства представлялась мне чуть ли не иллюстрацией к приключенческому роману прошлого, где герои бесстрашно пускаются в морские путешествия в окружении верных слуг или живут в роскошных виллах, а по вечерам к ним заходит местный викарий на чашку чая, где героини — мятущиеся красавицы, которые стоят на вершинах скал, и ветер развевает их волосы.

Но вскоре я убедилась, что на самом деле жизнь Дрейков далека от романтики, хотя некоторая доля драматизма в ней все же присутствовала. Я не могла понять: с чего это им, обладателям винных погребов, подписчикам изысканных журналов «Гурмэ» и «Вог», с чего им, проводящим досуг за игрой в шахматы или в бридж, понадобилось по полгода жить в самом заброшенном уголке своих владений? Барбара Рену Дрейк и Фримэн Дрейк оба происходили из семейств, равно преуспевших в рыбном бизнесе. Но в шестидесятые годы уже никто из им подобных не стремился жить в глуши. Большинство обитало в Сент-Джонсе, административном центре Ньюфаундленда, подальше от зловония рыбных заводов, там, где их окружало изысканное общество.