Люди с чистой совестью - [190]
Как раненый конь, скашивая налившиеся кровью глаза набок, из последних сил на галопе мчался через шоссе ковпаковский отряд. Над горящим селом скрещивались тонкие нити разноцветных трассирующих пуль.
Немцы усиливали нажим вдоль шоссе.
Штаб мчался через переезд. На ходу спрыгнув с коня, стоял под огнем на переезде Ковпак. Заслон, прикрывающий переезд, под натиском врага начинает отходить. Выскочила запряженная цугом шестерка артиллерийских коней. Им наперерез бросился Ковпак. Он поднял руку с автоматом над головой.
— Стой! Разворачивайся по шоссе! Картечью! И осколочными! Действуй! Быстро!
Кони сделали крутой поворот на шоссе, и короткорылая семидесятишестимиллиметровая наша пушчонка, круто разворачиваясь, уходила в сторону. Вот она уже устремила свой тупой хоботок вдоль шоссе, и только успели снять ее с передков, как наводчик Вася Алексеев быстро, наугад навел пушку на шоссе.
Первый выстрел. Неокопанная пушка откатилась назад и загородила переезд. Номера снова выдвинули ее вперед. Небольшая поправка, и снова прогремел выстрел по черной голове автомобильной колонны. Картечь сметала на своем пути все живое: она с воем и визгом неслась вперед. От басовитого выстрела пушки шарахнулись кони. Но весело становилось на душе. И когда раздался третий выстрел, санчасть помчалась через переезд. Раненые матерились и махали костылями.
— Давай, давай, артиллеристы!
Нащупав цель, Вася Алексеев слал вдоль шоссе снаряд за снарядом. Они рвались в двухстах метрах от нас. Прямой наводкой работала пушчонка. Вой, визг и смятение в рядах фашистов.
Повеселел конь партизанской колонны Ковпака. Закусив удила и лизнув свой раненый бок, колонна скрылась в спасительную темень. Позади остался в ночи лишь огромный огненный хвост.
Догорали крайние избы села. Пылали немецкие машины на шоссе. Вскоре колонну догнал Воронько. Держась обочины дороги, рядом с тачанкой комиссара, он вскинул руку к козырьку и перегнулся в седле:
— Разрешите доложить: четвертый батальон выполнил задание. С боем заняли село и разгромили два батальона и штаб тринадцатого эсэсовского охранного полка. Часть эсэсовцев разбежалась в степь в темноте. Уничтожено свыше сотни немецких машин.
А затем, склонившись ниже:
— Убит Валя Подоляко…
— Что? Что ты сказал? Убит?
— Так точно, — ответил из темноты ездок. — В самом начале боя… наповал… убит… Валя Подоляко. Остальные потери подсчитываются. Разрешите выполнять задание дальше?
Комиссар молча махнул рукой. Воронько, круто повернув коня, поскакал вдоль колонны назад.
Никто не видел лица Руднева. И лишь ездовой Дудка изредка озабоченно оглядывался. Ему чудилось, что комиссар про себя шептал слова солдатской песни:
— Если смерти, то мгновенной, если раны — небольшой…
На тачанку вскочил Радик и спросил у отца:
— Папа, слыхал? Убит Валя Подоляко.
Комиссар молча кивнул ему головой. Положил руку на плечо семнадцатилетнего сына, прижимая его к себе…
— Если смерти, то мгновенной…
А всхрапывающий конь партизанской колонны Ковпака уже переходит на рысь, на шаг. Он устало вздымает боками, позванивает сбруей и шагает на запад уже по галицкой земле.
23
Рассвет застал нас на марше, километрах в тридцати пяти западнее Збруча. Протянуть хотя бы еще с полчаса. На небольшом пологом бугре, где на карте обозначена роща, лишь невысокий дубняк прикрывает плешину. Но делать нечего — это единственное место в степи, где можно замаскировать колонну. Вместе с Васей Войцеховичем, Горкуновым и Базымой мы быстро осмотрели этот зеленый пятачок. Базыма и Войцехович дали указания связным, где размещать роты.
Связные, почуяв власть, покрикивали на ездовых. Все понимали: быстро втянуть колонну в лес, спрятать ее от появления корректировщиков — единственное спасение. Если же немцы узнают с утра, что мы скрываемся здесь, жиденькие ветви дубняка не спасут нас.
Я остался на опушке. Пропуская мимо колонну, передавал на ходу командирам рот и батальонов указания начштаба и подгонял их. Последним втянулся в лес батальон Кучерявского. По выходе из боя он двигался в арьергарде. За повозкой комбата медленно ехала телега. На ней, покрытое плащ-палаткой, лежало тело Вали Подоляко. Рядом сидела дочь «комбата-четыре» — Женя Кучерявская.
Она пришла в отряд Ковпака добровольно. Совершенно неожиданно встретила здесь отца. Ковпак послал ее в батальон Кучерявского. Батьку ее недолюбливали в батальоне. Глядя на ее скорбную фигуру, я вспомнил вечер где-то в Пинских болотах. Мы с Ковпаком приехали в четвертый батальон, стоявший заслоном от Ровно. Там и заночевали. Женя просилась тогда, чтобы ее перевели из четвертого батальона. Ей, видимо, хотелось быть просто партизанкой, а не дочкой комбата. Но затем она перестала просить об этом. Стороной я узнал, что молодое девичье сердце осталось в батальоне отца, на привязи у лихого Вали Подоляко. Вот еще одна трагедия мелькнула перед глазами. Телега, тихо громыхнув колесом по корневищу дубовяза, скрылась за поворотом лесной дороги.
Я сижу на пне срезанного дерева. Невидимая сила земли гонит вверх зеленые побеги. Буйная листва шевелится над ухом задумчиво и печально.
На женщин и девушек смотрели у нас по-разному. Были такие, которые, как голуби, паровались в этих бесконечных походах и, может быть боясь, что бродящая вокруг смерть вот-вот заденет и их крылом, наскоро свивали свое непрочное семейное гнездо; были и такие, которые хранили память о своих женах и долгими вечерами у партизанских костров вспоминали синие, серые, карие глаза, помнили тепло рук и ласковые губы; были и такие, которые, не сдержав зова плоти, находили себе на дорогах войны зазнобушку — и сразу забывали, а если и вспоминали, то одни с горькой усмешкой, другие со стыдливой печалью; а были и такие, которые глубоко в сердце хранили память о своем родном, единственном: эти стонали по ночам, а днем были угрюмы с чужими женщинами и ласковы с чужими детьми, где-то глубоко в груди своей подавляя жалобный крик. А были и такие, что умирали в пятнадцать — семнадцать лет. Исчезали, как чистая роса, так и не изведав, что есть на свете радость и печаль женской ласки, так и не изведав, что такое жаркие объятия любимой. Этих особенно было жалко. Жалко было всех, кого сразила неумолимая спутница войны, но этих особенно.
Новая книга Героя Советского Союза П. П. Вершигоры — «Рейд на Сан и Вислу» является как бы продолжением его широко известного произведения «Люди с чистой совестью». После знаменитого Карпатского рейда партизанское соединение легендарного Ковпака, теперь уже под командованием бывшего заместителя командира разведки Вершигоры, совершает еще один глубокий рейд по тылам врага с выходом в Польшу. Описанию этого смелого броска партизан к самой Висле и посвящена настоящая книга. В ней читатель снова встретится с уже знакомыми ему персонажами.
Действие романа Петра Вершигоры «Дом родной» развертывается в первый послевоенный год, когда наша страна вновь встала на путь мирного строительства. Особенно тяжелое положение сложилось в областях и районах, переживших фашистскую оккупацию. О людях такого района и рассказывает автор.Решение существенных хозяйственных вопросов во многих случаях требовало отступления от старых, довоенных порядков. На этой почве и возникает конфликт между основными действующими лицами романа: секретарем райкома партии боевым партизаном Швыдченко, заместителем райвоенкома Зуевым, понимающими интересы и нужды людей, с одной стороны, и председателем райисполкома Сазоновым, опирающимся только на букву инструкции и озабоченным лишь своей карьерой, — с другой.
Труд журналиста-международника А.Алябьева - не только история Второй мировой войны, но и экскурс в историю развития военной авиации за этот период. Автор привлекает огромный документальный материал: официальные сообщения правительств, информационных агентств, радио и прессы, предоставляя возможность сравнить точку зрения воюющих сторон на одни и те же события. Приводит выдержки из приказов, инструкций, дневников и воспоминаний офицеров командного состава и пилотов, выполнивших боевые задания.
Впервые в отечественной историографии предпринята попытка исследовать становление и деятельность в Северной Корее деспотической власти Ким Ир Сена — Ким Чен Ира, дать правдивую картину жизни северокорейского общества в «эпохудвух Кимов». Рассматривается внутренняя и внешняя политика «великого вождя» Ким Ир Сена и его сына «великого полководца» Ким Чен Ира, анализируются политическая система и политические институты современной КНДР. Основу исследования составили собранные авторами уникальные материалы о Ким Чен Ире, его отце Ким Ир Сене и их деятельности.Книга предназначена для тех, кто интересуется международными проблемами.
Наконец-то перед нами достоверная биография Кастанеды! Брак Карлоса с Маргарет официально длился 13 лет (I960-1973). Она больше, чем кто бы то ни было, знает о его молодых годах в Перу и США, о его работе над первыми книгами и щедро делится воспоминаниями, наблюдениями и фотографиями из личного альбома, драгоценными для каждого, кто серьезно интересуется магическим миром Кастанеды. Как ни трудно поверить, это не "бульварная" книга, написанная в погоне за быстрым долларом. 77-летняя Маргарет Кастанеда - очень интеллигентная и тактичная женщина.
«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.
«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.