Люди с чистой совестью - [189]
— Дело запохаживает на окружение, — смущенно бормотал Базыма. — А ну, Михаил Кузьмич, сбегай за командиром и комиссаром.
Противник занял центральное село и разбросал вправо и влево сильные заслоны. Имея в своих руках шоссейную дорогу, проходившую через Рожковцы, и выигрыш в быстроходном автомобильном транспорте, он в этот момент уже охватывал нас своими крыльями. Долго думать не приходилось — был один только наиболее легкий вариант. Колонна обойдет Рожковцы с севера. Тут мы можем встретить лишь отдельные машины на шоссе. Перерезать шоссейку, уйти дальше в степь — дело привычное. Но надо обеспечить себя от удара основных сил противника, расположенных в этом селе.
Кроме сильного левого заслона, защищающего проходящую колонну от нападения врага, решили на Рожковцы ударить в лоб одним батальоном. Задача его — разгромить неожиданным налетом противника. Если же это не удается, то отвлечь врага боем от основных сил отряда с его громоздким обозом, боеприпасами. Выполнив эту задачу, батальон либо пробьется через село, либо, обогнув его, двинется вслед за нами.
Выбор пал на четвертый батальон. Фольварк мигом превратился в штаб. Сюда явились Кучерявский, Валя Подоляко и Платон Воронько. Задачу им ставил сам Ковпак. Она ясна и понятна, как часто ясна и понятна бывает молниеносно движущаяся прямо на тебя смерть. Против нас действует тринадцатый эсэсовский охранный полк. В Рожковцах по меньшей мере находится один, а может быть, и два его батальона. На них мы бросаем наш небольшой четвертый батальончик, насчитывающий не более двухсот человек. Расчет — на внезапность и смелость партизан. Может быть, поэтому Ковпак сказал Кучерявскому:
— Батальон поведешь сам.
— Есть! — не дрогнув ни одним мускулом лица, ответил тот.
Взглянув озабоченно на Платона Воронько, комиссар переспросил:
— А вам задача ясна?
— Так точно, товарищ комиссар.
Комиссар перевел взгляд на Валю Подоляко, сидевшего в углу. Всегда смелый, веселый перед боем, Подоляко сидел сгорбившись и молча вглядывался в маленькую черную надпись «Рожковцы», видневшуюся на карте. Комиссар подошел к Вале и участливо коснулся плеча.
— Что, Валя, нездоров?
— Нет, ничего, товарищ комиссар! — поднял Валентин свои большие глаза на комиссара.
— Может быть, не пойдешь сегодня в бой? Тут надо обоз прикрывать. Сегодня сам командир поведет батальон. А ты останься.
Подоляко вскочил, вытянул руки по швам, умоляюще взглянул на комиссара.
— Нет, что вы, товарищ комиссар?! Я пойду. Не обижайте меня.
— Ну, как хочешь, — и Руднев повернулся к дежурному и связным: — Готовиться к движению!
Войцехович поднял лампу. Базыма уже складывал карту гармошкой, так, чтобы на лицевой стороне планшета был маленький черный значок с надписью «Рожковцы».
От еще не просохшей земли в небо тянулись легкие туманы. Тишина. Только в колонне слышно было звяканье оружия и тихие, сквозь зубы кинутые слова команды. Вот влево отделилась черная масса. Мерно отбивал шаг четвертый батальон. Ночь ласкала его своим теплым ветерком, и шаги быстро таяли в тишине. Лишь в стерне, где-то возле самого уха, стрекотали цикады и что-то шуршало и возилось в траве.
Но вот по всей колонне пробежала судорога. Движение приведет нас сейчас в долину, а в долине узкая полоска дороги, занятой немцами. Там, на шоссе, распустил свои широкие черные крылья хищник.
Колонна шагала вправо, огибая село. Считанные минуты — и она рубанет по этим крыльям так, что перышки посыплются. А левее наш четвертый батальон, во главе с Кучерявским, Подоляко и Воронько, тихо подкравшись, всадит фашистской птице в горло свой острый партизанский нож.
Колонна набирала ход. Уже не было звезд на небе и кузнечиков в стерне; был лишь враг и война.
Сейчас грянет бой. Во всем тысячном теле колонны чувствовалась и удаль, и отвага, и тревога, и ожидание: когда же и где грянет он — первый выстрел?
Колонна, как опытный боевой конь, набирала ход. Затянул удила и прижал его шенкелями старый Ковпак.
Резким треском залпа и пулеметных очередей слева была разрублена тишина. Это четвертый батальон напрямик раньше нас подошел к селу, всадил нож между лопатками тринадцатому эсэсовскому охранному полку. А может быть… и сам напоролся на нож.
Огибая село, мы прошли расстояние на километр-полтора больше. Это в нашу пользу. Даже если и были на шоссе немецкие заставы, то, чувствуя огонь у себя на фланге, они все-таки не так уверенно встретили бы нас. Закусив удила, колонна рысью пошла вперед, на переезд.
На шоссе уже хозяйничали разведчики. На переезде немецкой охраны не оказалось. Но раньше чем наш авангард перескочил через шоссе, из Рожковцев, поблескивая огненными глазами машинных фар, выползала другая колонна. Немцы! Они выходят на север, огрызаясь от четвертого батальона огнем. Похоже было, что Кучерявский, Подоляко и Платон неплохо начали. Наш заслон еще не успел развернуться. Он встретил передние немецкие машины всего в нескольких десятках метров от колонны хотя и сильным, но не особенно организованным огнем. Сразу погасли фары машин, но через несколько секунд со стороны немцев раздались отдельные, разрозненные выстрелы. Их становится все больше и больше. Начавшиеся в селе пожары бросали красные отблески на машины. Медленно, как железный червяк, выползали они из горящего села. А заслон все рубил голову зверю, но на ее место выползала из туловища другая, третья. Фашисты, подгоняемые Кучерявским, ползли и ползли. Слышны были их крики, вопли и команда.
Новая книга Героя Советского Союза П. П. Вершигоры — «Рейд на Сан и Вислу» является как бы продолжением его широко известного произведения «Люди с чистой совестью». После знаменитого Карпатского рейда партизанское соединение легендарного Ковпака, теперь уже под командованием бывшего заместителя командира разведки Вершигоры, совершает еще один глубокий рейд по тылам врага с выходом в Польшу. Описанию этого смелого броска партизан к самой Висле и посвящена настоящая книга. В ней читатель снова встретится с уже знакомыми ему персонажами.
Действие романа Петра Вершигоры «Дом родной» развертывается в первый послевоенный год, когда наша страна вновь встала на путь мирного строительства. Особенно тяжелое положение сложилось в областях и районах, переживших фашистскую оккупацию. О людях такого района и рассказывает автор.Решение существенных хозяйственных вопросов во многих случаях требовало отступления от старых, довоенных порядков. На этой почве и возникает конфликт между основными действующими лицами романа: секретарем райкома партии боевым партизаном Швыдченко, заместителем райвоенкома Зуевым, понимающими интересы и нужды людей, с одной стороны, и председателем райисполкома Сазоновым, опирающимся только на букву инструкции и озабоченным лишь своей карьерой, — с другой.
Труд журналиста-международника А.Алябьева - не только история Второй мировой войны, но и экскурс в историю развития военной авиации за этот период. Автор привлекает огромный документальный материал: официальные сообщения правительств, информационных агентств, радио и прессы, предоставляя возможность сравнить точку зрения воюющих сторон на одни и те же события. Приводит выдержки из приказов, инструкций, дневников и воспоминаний офицеров командного состава и пилотов, выполнивших боевые задания.
Впервые в отечественной историографии предпринята попытка исследовать становление и деятельность в Северной Корее деспотической власти Ким Ир Сена — Ким Чен Ира, дать правдивую картину жизни северокорейского общества в «эпохудвух Кимов». Рассматривается внутренняя и внешняя политика «великого вождя» Ким Ир Сена и его сына «великого полководца» Ким Чен Ира, анализируются политическая система и политические институты современной КНДР. Основу исследования составили собранные авторами уникальные материалы о Ким Чен Ире, его отце Ким Ир Сене и их деятельности.Книга предназначена для тех, кто интересуется международными проблемами.
Наконец-то перед нами достоверная биография Кастанеды! Брак Карлоса с Маргарет официально длился 13 лет (I960-1973). Она больше, чем кто бы то ни было, знает о его молодых годах в Перу и США, о его работе над первыми книгами и щедро делится воспоминаниями, наблюдениями и фотографиями из личного альбома, драгоценными для каждого, кто серьезно интересуется магическим миром Кастанеды. Как ни трудно поверить, это не "бульварная" книга, написанная в погоне за быстрым долларом. 77-летняя Маргарет Кастанеда - очень интеллигентная и тактичная женщина.
«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.
«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.