Люди переменились - [85]

Женщины выпустили из рук саженцы и повернулись к нему.

Илийца выступила вперед.

— Я Илийца.

— Освобождают тебя!

Илийца пошатнулась и ухватилась за Вагрилу, словно хотела спрятаться от этих страшных слов.

— Горе мне, сестрицы! — простонала она, заламывая руки. И пошла за надзирателем. Все молчаливо двинулись за ней. Легкость в душе Вагрилы сразу погасла. Завтра, а может быть, через час, и ей скажут, что она свободна, а это будет означать, что Гергана убили. И, идя за Илийцей, она сдерживала рвущийся из груди крик ужаса.

— Нет его больше, нет его! Оттого так все во мне ныло, господи! — всполошенной птицей взлетел к небу вопль Илийцы. — Пусть вас целый век здесь держат!

Женщины, следовавшие за ней, поняли ее пожелание. Пусть до конца дней их тут держат, пусть понукают ими и бьют, лишь бы сыновья и братья были живы, лишь бы знать, что они живы. Может быть, настанут когда-нибудь другие времена!

Вопль Илийцы снова взвился к небу, точно хотел нарушить его равнодушие. Вагрила и Мара подхватили Илийцу под руки. Другие женщины шли следом, опустив головы в темных платках и всхлипывая, словно на похоронах. Темная процессия приближалась к окраине города.

Солнце закатывалось, и скоро зажженный им на западе пожар погас.

*

Весть о смерти Здравко оледенила сердца интернированных крестьянок. Вагриле хотелось убежать куда-нибудь, затеряться в глухих дебрях, чтобы никого не видеть, не слышать больше о человеческих страданиях, остаться одной-одинешенькой, из соков сердца своего сплетать надежду и ею поддерживать в себе остаток сил, но лишь бы не дожить до того дня, когда и ей скажут, что она свободна.

*

— Давай, пойдем куда-нибудь! — сказала она Маре.

— Воскресенье сегодня, пойдем, — охотно согласилась Мара, но страшными показались ей глаза и голос Вагрилы.

Вагрила надела белую рубаху и праздничный сукман.

— Зачем нарядилась? — удивилась Мара.

— Переоденься и ты. И в праздник, что ли, глаза людям мозолить нашим горем.

Мара нерешительно подошла к вешалке.

— Переодевайся! — строго подгоняла ее Вагрила.

Поток людей в праздничной одежде двигался за город, и радостный гомон разливался по залитым осенним солнцем лесистым склонам. И обе женщины, стремясь уйти от людей, сами того не желая, попали в этот водоворот.

Вскоре перед ними предстал залитый солнцем луг, который словно расцвел, пестрея праздничными нарядами женщин и девушек. Ударил барабан, зазвенел бубен, взвился ввысь тонкий голос волынки. Огромный букет встрепенулся. На середине луга закружилось пестроцветное хоро.

— Попали на сход, — промолвила Мара. Вагрила не ответила. Как тронутые инеем цветы, угрюмо стояли они в стороне. Напрасно обманывала себя Вагрила, не полегчало ей.

— Куда бы не ушли — все то же. Мука — не одежда, ее не скинешь, — тихо вздохнула она.

— Танцуют не так, как у нас, — думая о своем, заметила Мара.

Музыка заиграла быстрее, хоро развернулось веером. И будто множество цветов распустилось на лугу. Обе женщины, словно сговорившись, повернулись и пошли к лесу. Звуки музыки некоторое время гнались за ними, но потом поотстали, притихли.

— Куда нам со своим горем в чужое веселье…

Внезапно какие-то новые, но не веселые, а грустные звуки точно ласточки, низко понеслись над землей. Вагрила подняла голову и с удивлением огляделась. На опушке леса, куда вела тропка, стояла кучка людей. Над пестрыми косынками женщин и сдвинутыми на затылок шапками мужчин торчал черный зонт. Оттуда и звучала печальная мелодия. Прислушиваясь к ней, Вагрила смотрела на людей, не веря глазам: те же люди, которых они видели утром, такими веселыми, стояли теперь, понурив голову. Зачем им слушать о чужой печали в такой день?..

Вагрила подошла поближе и увидела певца. Это был полный мужчина, сидевший под зонтом с гадулкой в руках. Передохнув немного, он завел новую.

Ясный сокол молодец Влади

и лебедушка белая Неда

полюбили навеки друг друга.

Месяц и звезды на них любовались,

По утрам птицы песни им пели…

Боже милостивый, да это же песня о Влади! Вагрила провела рукой по вспыхнувшим щекам, пробралась вперед и замерла, неотрывно глядя на певца, жадно ловя каждое слово песни.

А сын старосты — Дончо-пройдоха —

богатством прельстить вздумал Неду.

Подослал он к ней сватов с дарами.

Но Неда даров не приняла,

своей клятве верной осталась…

«О моем Влади песня, боже милостивый!» Грудь ее взволнованно вздымалась от этой неожиданной радости.

Песня смолкла. Женщины вытирали слезы, мужчины вздыхали. Всех тронула печальная судьба Влади и Неды.

— Цена песеннику двадцать левов! — Певец вынул из сумки стопку голубых тоненьких книжечек. Вагрила развязала узелок с деньгами и высыпала все ему в руку.

— Дай на все сколько есть!

— И ты поешь? — ласково поглядев на нее, спросил он.

— Да нет, песня хорошая.

Вагрила сунула книжечки за пазуху.

— На память взяла, знакомым дарить буду, — сказала она Маре.

Они пошли домой. Вагрила ступала легко, расправив плечи. Она вся как-то распрямилась.

Солнце завершало свой путь по небосводу и с востока надвинулась плотная тень.

*

Заморосил дождь и тьма словно ожила. Отряд занял усадьбу под городом. Эта операция проводилась на пути в горы, где отряд собирался перезимовать. Партизаны отправили в лес несколько телег, груженых мешками с мукой, увели две пары коров. Непрестанный шелест дождя заглушал голоса и шаги во дворе.