Люди переменились - [59]
— А что же? — полюбопытствовал Здравко.
— Дело в том… — Стоян замялся, прошелся взад-вперед по комнате. — Дело в том, что кровь проливать придется, — вдруг выпалил он. — Сейчас в этом все дело.
— За правое дело мы и жизни не пожалеем, — торжественно промолвил Здравко.
— Эх, парень, у одних снегу зимой не выпросишь, а ты… — не докончил свою мысль Стоян. — Но драться будем — другого выхода у нас нет…
Здравко уже собрался уходить, но в это время в дверях встала Иванка.
— Стоян, ты чего сбиваешь с пути парня?
— Уйди, Иванка, не встревай не в свое дело…
— Здравко, берегись его, не слушай, погубишь себя… Людские споры непросто разрешить, а он целый мир переделывать собрался. Ты, слава богу, не бедняк — учишься. Подумай о себе. Ежели бы Стоян один остался, он бы это дело забросил, да вот, на беду, все находятся сочувствующие…
— Это мы уже слышали, — бросил ей на ходу Стоян Влаев и вышел.
— Здравко, Здравко, — уцепилась Иванка за рукав парня. — Не слушай его, не становись на его дорожку, и ради него самого и ради моего ребенка. Раньше только сажали, а теперь и убивать стали. Этого я боюсь. Ежели бы ни это — верь во что хочешь… Ну, пожалуйста, послушайся меня, — просила она его.
Стоян ждал Здравко за калиткой.
— Видал мою? Наши дороги все время расходятся… А напоследок мне даже стало казаться, что и у нее есть своя правда. Ведь ежели бы не так, кто смотрел бы хозяйство, да детей растил? Впрочем, жизнь наши споры разрешит, — заключил он, пренебрежительно махнув рукой. — Но я не об этом собирался с тобой говорить.
— А о чем же?
— Товарищи из подполья были здесь неделю тому назад. Иван из Мызылей и его друг, который до войны был секретарем окружного комитета партии — сейчас в подполье. Я их знаю по «процессу девяноста трех». Ты возьми Гергана и других ремсистов. Подпольщики хотят, чтобы по всей околии в один день были распространены эти листовки. Пусть враги почувствуют нашу силу.
Стоян Влаев посмотрел по сторонам и протянул ему пакет с листовками.
Здравко взял пакет и исчез в поглотившей его темноте.
В этот вечер Герган вернулся раньше обычного и не сел за книгу. Он как никогда старался во всем угождать матери. Вагрилу его необычное поведение заставило насторожиться. Она украдкой поглядывала на него, стараясь понять, что же кроется за всем этим, и вовсе не обрадовалась этой неожиданной сыновней покорности.
— Позови дедушку ужинать, — сказала она. Герган подметил настороженность во взгляде матери и понял, что перестарался.
«И все-таки ее меня не подстеречь», — успокаивал он самого себя.
— Дедушка, дедушка!
— Иду, иду, — ответил дед Габю и шаги его гулко прозвучали в вечерней тишине.
Поужинали на быструю руку и разошлись спать. Герган улегся на лавке под окном. Вагрила, даже не поглядев на него, ушла в свою комнату.
Она тревожилась за судьбу Гергана, чувствуя, что он выходит из-под ее воли, но во что бы то ни стало решила уберечь его от беды. Она была уверена, что ее материнское чутье подскажет ей, когда Герган свернет с правого пути, и она вовремя остановит его. Вагрила лежала в кровати, но не спала, прислушивалась к тишине.
Герган впитывал в себя звездную пыль, усыпавшую двор и сад, и старался заглушить свое волнение, как будто боясь, что оно может разбудить мать. Сердце гнало кровь к вискам и он отсчитывал его удары.
Встал, тихо оделся. Сунул листовки за пазуху. Затем нащупал железную задвижку. И вдруг в тишине, которую он так боялся нарушить, прошлепали шаги босых ног. Сильные руки легли на его плечи. Вагрила спокойно посмотрела в его мигающие глаза.
— Куда ты отправился?
— До ветру, — нашелся Герган.
— А чего оделся, будто собрался куда?
— Оделся и все, чего ты за каждым моим шагом следишь? Маленький я, что ли?
— Я тебя породила, я и должна за тобой следить, — сказала она, загораживая ему дорогу.
— Пусти меня!
— Никуда ты не пойдешь!
— Мама!
— Я тебе не мать, коли ты меня не слушаешься, — в ее голосе прозвучали металлические нотки и она положила свою мозолистую руку на его грудь.
— Вернись, я тебе говорю!
Герган тяжело вздохнул. Опустив голову, подошел к лавке и сел.
— Куда ты собрался? — спросила Вагрила, присаживаясь рядом с ним. Ее корявые пальцы дотронулись до его лица. Нежность переполнила ее сердце. «Никуда мы, матери, не годимся. Слишком уж мы слабы», — подумала Вагрила, и уже ласково обратилась к Гергану: — Скажи мне, сынок, куда же ты все-таки собрался?
— Эх, мама…
— Скажи! — Ее взгляд ласково скользил по его лицу.
— Я обещал товарищам… Будем разбрасывать листовки…
— Ох, горе мне с вами, дети. И когда, сынок, ты ума наберешься? — горестно промолвила Вагрила. — Мало того, что в солдаты половину парней взяли, так еще не хватает, чтобы другую половину в тюрьму посадили… Ты, что не понимаешь этого? Или ты в гроб хочешь меня загнать? Ну, что ж, загоняй, коли тебе не жаль меня, но хоть себя-то пожалей… Вам, молодым, кажется, что весь мир создан для вас, но вы еще ничего не научились любить. А знаешь ли ты, что значит пережить собственное дитя? Об этом ты подумал, когда обещал? Можно ли так легко давать обещания?
Книга посвящена 70-летию одной из самых успешных операций Великой Отечественной войны — Ясско-Кишиневской. Владимир Перстнев, автор книги «Жаркий август сорок четвертого»: «Первый блок — это непосредственно события Ясско-Кишиневской операции. О подвиге воинов, которые проявили себя при освобождении города Бендеры и при захвате Варницкого и Кицканского плацдармов. Вторая часть — очерки, она более литературная, но на документальной основе».
Сильный шторм выбросил на один из островков, затерянных в просторах Тихого океана, маленький подбитый врагом катер. Суровые испытания выпали на долю советских воинов. О том, как им удалось их вынести, о героизме и мужестве моряков рассказывается в повести «Десять процентов надежды». В «Памирской легенде» говорится о полной опасностей и неожиданностей пограничной службе в те далекие годы, когда солдатам молодой Советской республики приходилось бороться о басмаческими бандами.
Роман «Одержимые войной» – результат многолетних наблюдений и размышлений о судьбах тех, в чью биографию ворвалась война в Афганистане. Автор и сам служил в ДРА с 1983 по 1985 год. Основу романа составляют достоверные сюжеты, реально происходившие с автором и его знакомыми. Разные сюжетные линии объединены в детективно-приключенческую историю, центральным действующим лицом которой стал зловещий манипулятор человеческим сознанием профессор Беллерман, ведущий глубоко засекреченные эксперименты над людьми, целью которых является окончательное порабощение и расчеловечивание человека.
Один из ветеранов Коммунистической партии Чехословакии — Р. Ветишка был активным участником антифашистского движения Сопротивления в годы войны. В своей книге автор вспоминает о том, как в 1943 г. он из Москвы добирался на родину, о подпольной работе, о своем аресте, о встречах с несгибаемыми коммунистами, которые в страшные годы фашистской оккупации верили в победу и боролись за нее. Перевод с чешского осуществлен с сокращением по книге: R. Větička, Skok do tmy, Praha, 1966.
В этой книге – взгляд со стороны на события, которые Анна Франк описала в своем знаменитом дневнике, тронувшем сердца миллионов читателей. Более двух лет Мип Гиз с мужем помогали скрываться семье Франк от нацистов. Как тысячи невоспетых героев Холокоста, они рисковали своими жизнями, чтобы каждый день обеспечивать жертв едой, новостями и эмоциональной поддержкой. Именно Мип Гиз нашла и сохранила рыжую тетрадку Анны и передала ее отцу, Отто Франку, после войны. Она вспоминает свою жизнь с простодушной честностью и страшной ясностью.
Повесть «Сорок дней, сорок ночей» обращена к драматическому эпизоду Великой Отечественной войны — к событиям на Эльтигене в ноябре и декабре 1943 года. Автор повести, врач по профессии, был участником эльтигенского десанта. Писателю удалось создать правдивые, запоминающиеся образы защитников Родины. Книга учит мужеству, прославляет патриотизм советских воинов, показывает героический и гуманный труд наших военных медиков.