Люди особого склада - [32]

Это было на лугу, до зарослей около сотни шагов. Рядом оказалась небольшая ложбина, наполненная водой. Я соскользнул в нее и пополз по воде. Судьбу решали секунды. Еще несколько шагов, еще несколько усилий! Спускался вечер, в зарослях можно было бы спрятаться, а в крайнем случае принять бой. Важно было одно: ни в коем случае не даться в руки врагу живым.

У самых кустов меня начали окружать. «Заходи, заходи с той стороны! — услышал я совсем близко. — Надо взять его живым».

Я собрал последние силы, поднялся, швырнул в сторону голосов гранату и на одной ноге вскочил в густые заросли. Свалившись под куст, решил защищаться до последнего вздоха.

Но ни полицейские, ни эсэсовцы в кусты не полезли. Они, должно быть, приняли нас за разведку большого отряда и боялись засады.

Только теперь, когда эсэсовцы отошли, я почувствовал сильную боль в ноге. Сапог наполнился кровью. Я перевязал ногу выше колена ремнем и пополз в глубь зарослей.

До лагеря не меньше трех километров. Дорога непроходимая: болота, заросли. Даже здоровому здесь нелегко пробраться. Что же делать? Ничего лучшего не придумаешь, как только ждать. Если бойцы живы, они скоро заметят, что меня нет и начнут искать. Срезав ветку лозняка, я туже перевязал ногу, чтобы не истекать кровью, и лег.

Прошло около часа, никаких признаков, что меня ищут, не было. «Может быть, убили моих товарищей или в плен захватили?» — думал я.

Совсем стемнело. С севера дул холодный осенний ветер, подмораживало. Мороз начал сковывать мокрую одежду на мне. Надо было ползти дальше, а нога до того разболелась и такая слабость одолевала меня, что, казалось, пошевельнуться было невозможно. Вокруг густые заросли и болота. Трудно даже определить более или менее точно, где я. Попробовал ориентироваться по деревьям. Оглядевшись, заметил высокий густой куст ивняка. Когда я его видел? Ага! Здесь отдыхали, когда пробирались на Червонное озеро.

В голове мелькнула мысль: найти бы какую-нибудь лодочку, и поплыл бы я канавой к лагерю. Но где ее найдешь? Надо делать то, что остается возможным. Не так давно, сидя под этим кустом, я наблюдал, как складывали на болоте небольшой стожок. Осенью сена отсюда не вывезешь и не вынесешь: стожок, наверно, и сейчас там. До него не очень далеко. Надо ползти туда, в этом единственное спасение.

И я, напрягая последние силы, пополз, или, точнее говоря, поплыл по болоту к стожку. Не знаю, сколько времени я полз, только мне показалось, что очень долго. Наконец добрался на четвереньках до стожка, а приподняться, чтобы надергать сена, не могу. Полежал с минуту, отдышался и стал понемногу выдергивать клоки сена и подсовывать их под себя. Это поднимало меня из воды, и становилось немного теплей. Я думал: сделаю логово в стожке, залезу в него, полежу, отдохну, отогреюсь, а потом посмотрю, что делать дальше. Главное — закурю, если можно будет. Как никогда, хотелось закурить! Но табак, спички, бумага — все размокло в кармане.

Вдруг послышалось, будто кто-то зовет меня по имени. Может, мне это только кажется? Прислушался — опять то же самое. Знакомый ли голос? Трудно разобрать: звуки хрипловатые, приглушенные. Неужели свои? Может, стоит отозваться? Но тут я подумал: «Не провокация ли?»

Незадолго перед тем возле деревни Осово слышна была беспорядочная стрельба, а потом кто-то отчаянно кричал: «Браточки, не убивайте меня, не убивайте!» Кто знает, что там происходило? Может быть, наш боец попал в лапы оккупантам, проявил малодушие и теперь вместе с фашистскими прислужниками ищет меня?

Какие-то люди приближались к стожку. Я решил не обнаруживать себя и приготовил гранату. С болью в сердце, я подумал, что сопротивляться не смогу, и, если это враги, мне останется только одно: взорвать гранату. Слышу говорят: «Ванька, погляди-ка в стогу, может, он там?»

Ваня — это один из моих бойцов, голос говорившего тоже знакомый. Какая-то необычная теплота и в то же время слабость и истома разлились по телу.

Затаив дыхание лежу, наблюдаю. Высокий человек, увязая почти по пояс в болоте, подходит к стогу и тихо говорит: «Алексей, отзовись, если ты здесь. Это я, Ваня».

Потом, повернувшись в сторону зарослей, он сказал уже немного громче: «Роман, иди сюда».

Больше Алексей Георгиевич ничего не помнит: от большой потери крови, от усталости и волнения он потерял сознание.

…В лагере мы услышали стрельбу где-то около Осова. Это нас очень встревожило. Несомненно, это была стычка с группой Бондаря. Возможно, Алексей Георгиевич вступил в бой, чтобы вызволить своих, может быть, дорогу себе расчищает или попал в тяжелое положение и отстреливается. Когда затрещали станковые пулеметы, стало ясно, что дело серьезное, у нас таких пулеметов не было, значит стреляют фашисты.

Роман Наумович взял с собой нескольких бойцов и бросился на помощь. По дороге он встретил одного партизана из группы Бондаря. Он бежал в лагерь с тревожным донесением и рассказал Мачульскому, в чем дело.

Роман Наумович принял очень смелое и рискованное решение. В темноте пробрался в Осово, через местных жителей узнал, где разместился на ночлег отряд эсэсовцев, и неожиданно напал на его штаб. Паника у гитлеровцев была неописуемая. Они открыли беспорядочную стрельбу, а потом рассыпались по огородам и приусадебным участкам. Начальник житковичской полиции попал в плен. Это его крик слышал Бондарь, когда полз к стогу.