Люди, обокравшие мир. Правда и вымысел о современных офшорных зонах - [4]

После описанного скандала французские политики объявили, что сеть, образованная Elf, мертва и похоронена, а затем сама Elf Aquitaine была приватизирована и полностью преобразована: ныне она входит в состав компании Total. Но Elf была не единственным игроком во франко-африканской коррупционной системе. Можно размышлять, почему первым иностранным лидером, которому после своего избрания в 2007 году на пост президента Франции позвонил Николя Саркози, был не президент Германии, не президент США, не председатель Европейской комиссии, а Омар Бонго. Или почему в Габоне и сегодня остаются французские войска, а казармы все еще соединены подземными ходами с президентским дворцом, занимаемым сыном Омара Бонго – президентом Али Бонго. Система Elf, может быть, и мертва, но на смену ей, вероятно, пришло нечто другое. В январе 2008 года государственный секретарь по делам сотрудничества Жан-Мари Бокель посетовал, что «разрыв» с коррумпированным прошлым «…слишком затянулся и никак не наступит». Поспешно после этого Бокель был уволен⁶.

Система Elf была не только частью мира офшоров, она стала его символическим воплощением. В известных опубликованных списках налоговых гаваней Габон не значится, хотя и имеет все классические черты таковой, поскольку предоставляет своим элитарным клиентам-нерезидентам негласные коррумпирующие возможности. Тайны Габона, как и офшорной системы в целом, своего рода секрет полишенеля. Во Франции были отдельные высокопоставленные, влиятельные и имеющие широкие связи лица, которые знали все; многие непосвященные особы догадывались, что происходит нечто серьезное, но, как правило, старались об этом не думать; и почти никто не мог видеть полной картины. Однако спрут коррупции на самом деле был настолько мощным, что пусть незримым, но глубочайшим образом оказывал влияние на жизнь обыкновенных людей и в Африке, и во Франции.

На налоговых гаванях было завязано все. Как выяснили судебные следователи, проводившие расследование как раз в то время, когда я ездил в Либревиль, денежный след, как правило, вел через Габон, Швейцарию, Лихтенштейн, остров Джерси в другие офшорные зоны. Даже Эва Жоли признала, что ей довелось увидеть лишь фрагменты общей картины. «Бесчисленные нити тянулись к налоговым гаваням и терялись в их зыбучих песках. Личные счета монархов, избранных пожизненно президентов и диктаторов были надежно защищены от дотошных следователей. Стало понятно, что передо мной не какое-то маргинальное, малозначительное явление; я столкнулась с системой, – говорила Жоли, имея в виду как французскую политику, так и мир офшоров. – Но я вовсе не вижу, чтобы она была ужасной, многоликой формой преступности, осаждающей наши налоговые крепости [оншоры]. Я вижу респектабельную, укоренившуюся систему власти, которая признала грандиозную коррупцию естественной частью своей повседневной деятельности».

Задолго до первой поездки в Либревиль я обратил внимание на текущие из Африки денежные потоки, но проследить их начала и концы мне не позволяла секретность, окружавшая офшорный мир. Бывало, в разных историях всплывали отдельные финансовые учреждения и юристы, но коммерческая конфиденциальность и профессиональная осторожность тут же смывали во мрак офшоров их названия и имена. Всякий раз, как разражался очередной скандал, люди, игравшие ведущие роли, избегали серьезного расследования. Говорят, проблемы Африки некоторым образом связаны и с особенностями африканской культуры, и с ее правителями, и с нефтяными компаниями, и с наследием колониализма. Главными персонажами всех драм определенно были те, кто обеспечивал тайны офшоров, а рэкету было довольно трудно преодолеть их секретность, проникнуть в нее; впрочем, полагаю, никто особенно и не интересовался ни этими тайнами, ни этими драмами.

Только в 2005 году разрозненные нити стали постепенно сплетаться для меня в единую ткань. Мы сидели с Дэвидом Спенсером, нью-йоркским юристом, прежде работавшим на Citigroup, и разговаривали о прозрачности государственных финансов в нефтедобывающих странах Западной Африки. Спенсера тогда слишком волновали вопросы, которые совсем не входили в сферу моих интересов: правила бухгалтерского учета, налоговые изъятия рентных доходов и трансфертные ценообразования. Меня интересовало совсем другое, и я все ждал, когда он заговорит о коррупции в странах Западной Африки, но вдруг начал улавливать взаимосвязь разрозненных дотоле фрагментов. Соединенные Штаты, чтобы привлечь деньги из-за рубежа, предлагают налоговые льготы и гарантируют полную конфиденциальность и таким образом сами превращаются в налоговую гавань.

США нуждаются в притоке иностранного капитала и заманивают его, обещая владельцам освобождение от налогов и сохранение тайны. Подобные посулы, объяснял Спенсер, стали основой той глобальной стратегии, которую проводит американское правительство. Потоки финансового капитала по всему миру реагируют на малейшие изменения такого рода стимулов. Но, как заметил мой собеседник, этого не только почти никто не понимает, но и почти никто не хочет понимать. Как-то раз он, делая доклад на крупном мероприятии ООН, обозначил некоторые основные принципы американской стратегии, после чего один высокопоставленный американский дипломат заявил, что, проливая свет на этот вопрос, Спенсер «предает интересы своей страны».