Люди - народ интересный - [15]

Каково было папино огорчение, когда, вернувшись со службы,он не увидел на стене скрипки… Вообще, случай странный. Может, Клавдия Ивановна просто забыла, чья это у неё скрипка? Вместе с тем трудно представить, что, съезжая с квартиры, санитарный врач( или ветеринар) ни с того, ни с сего оставил бы там свою скрипку. Зачем? Почему? И как сразу узнал, что скрипка у нас? Ничего не понятно. К Клавдии Ивановне мы решили пока не ходить, не смущать её выяснением щекотливого дела, а Виктор Иванович Зырин в следующий приезд басовито похохотал: мол, товарищ врач отлично знал, что инструмент ничей, и блестяще провел операцию похищения. К сожалению, процесс оказался необратимым, и мы с папой лишились своей первой скрипки. ( Между прочим, никто из нас не видал больше этого энергичного незнакомца. Возник, как злой дух и как злой дух, исчез).

Однако, вскоре инструмент опять появился в доме. Нет, это была уже другая скрипка, мы купили её у музыкальных дел мастера, по случайному совпадению, проживавшего рядом с Зыриной, на улице Кара Маркса, в одноэтажной ветхой хибаре. Посещая его крошечную мастерскую, пахнувшую столярным клеем, и деревом, увешанную и заставленную различными музыкальными инструментами, вплоть до притулившейся в углу фисгармонии. Я всякий раз боялся на улице встретить Клавдию Ивановну: после недоразумения со скрипкой остался неприятный осадок. Мастер же оказался славным, добрым стариком, правда, слишком словоохотливым. Три вечера он неторопливо рассказывал мне об особенностях и различиях в строении и качестве старинных скрипок Страдивариуса и Амати и других. Это было очень интересно. Интересно двойне: каждый вечер я приходил к нему с надеждой получить сегодня скрипку и уходи с такой же надеждой получить её завтра- мастер ещё не успел досказать историю создания скрипок. Клянусь, что я был терпеливым слушателем. Но отдаление цели начинало меня тревожить. Впрочем, мы расстались друзьями и я с торжеством наконец унес скрипку домой. Торжество тем большее, что скрипка на этот раз помещалась в футляре, пусть картонном и стареньком и который потом пришлось чинить, оклеивать снаружи чёрной, внутри- цветной бумагой, но, держа футляр за тоненькую медную ручку или под мышкой, я уже походил на настоящего скрипача.

Если бы я заранее знал, сколько меня ждало огорчений и разочарований! Увы. Пугающе скоро выяснилось, что музыкальные упражнения красивы только в стихах Алексея Константиновича Толстого:

Он водил по струнам. Упадали

Волоса на безумные очи,

Звуки скрипки так дивно звучали,

Разливаясь в безмолвии ночи.

Разливаясь… Дивно… Ну ничего, абсолютно ничего общего! Разве что безумные глаза- у меня и у моих домашних… Удивляюсь папиной выдержке, когда он впервые услышал, как его сын водит смычком по струнам. И вряд ли я был таким уж исключением, музыкальным уродом, показательной бездарью: начальные уроки игры на скрипке, как я потом узнал, всегда трудны и неблагозвучны, но нам от этого было не легче…

Начались мои походы к Тупицыну через весь город- верста с лишком. Походы летом, зимой, осенью, в кромешную грязь и темень- уличного освещения почти не было, если не считать дух- трех главных перекрёстков. Фонарик с огарком свечи прицеплен на груди. В руках- картонный футляр со скрипкой (для надежности футляр вложен в холщовый чехол) и ноты в папке. В дождь прикрываю их ещё и зонтом. Хожу всегда вечером, поздно вечером, к концу занятий на бухгалтерских курсах, которыми руководит Тупицын. Порой жду, когда занятия задержались или пока Анатолий Лукич поужинает. Занимаемся музыкой в большом зале, где только что отучились курсанты. Особенно трудны были первые уроки, они перевернули все мои прежние понятия о том. что значит удобно, естественно и приятно. Меня заставили держать скрипку так, чтобы левая рука, её кисть, пальцы, локоть, а также плечо, подбородок, шея, даже поясница и ноги испытывали наибольшую неловкость и напряжение. Левый локоть следовало завести под скрипку как можно правее, почти до центра груди; левую кисть извернуть винтом, пальцы расставить и скрючить, шею свернуть, склонив голову на левое плечо; подбородок( отчасти и щеку) плотно прижать к деке, так плотно, чтобы скрипка, зажатая между подбородком и грудью, могла держаться в горизонтальном положении без помощи руки; корпус при этом развернут в одну сторону, правая нога отставлена в другую…

Что я не преувеличиваю, не карикатурю- может подтвердить любой скрипач, если честно припомнит, как он впервые взял в руки скрипку; теперь-то он к ней привык и все кажется ему удобным и целесообразным!

Привык постепенно и я, начались упражнения, упражнения…Полутора часовой урок, многочасовые упражнения дома, тем более утомительные, что играть приходилось стоя- сидеть перед пюпитром Тупицын не разрешал, это предполагалось далеко впереди, в тех случаях, когда стану участвовать в дуэтах, квартетах или играть в оркестре… Что представляли собой начальные правила? Смычок обязан ходить по струнам строго параллельно подставке (кобылке)- иначе неизбежны скрип и визг. Волос смычка умеренно натянут и умеренно натерт канифолью ( если смычком постучать, то с него не должен сыпаться порошок) Сила звука зависит от силы всей правой руки, держащей смычок, от плеча до кончиков пальцев, из которых четыре лежат на древке, а один, большой, всунут между волосом и древком,(тростью)смычка. В идеале нужно водить смычком так, чтобы ты чувствовал его продолжением твоей руки. Легко сказать!.. Но, пожалуй, еще труднее левой руке: неодолимо хочется рассвободить кисть, выпрямить её, привольно опустить шейку скрипки в выем между ладонью и большим пальцем, - исключено: кисть должна быть постоянно согнута, чтобы пальцы могли скользить по грифу, могли занять любую позицию,- первую, вторую, третью… все ближе и ближе к подставке, все выше и выше звук, вплоть до девятой позиции, которая применяется лишь на самой тонкой струне, на квинте, когда мизинец дотягивается до самой- самой крайней точки и позволяет брать столь высокий, сверхкомариный звук, что он едва различим ухом… Эти звуки так высоки, что уже не вибрируют…