Люди - народ интересный - [11]
Ближе к весне в большом зале бывшей женской гимназии состоялся общегородской школьный вечер, на который пригласили родителей. Мы все долго и терпеливо готовились к вечеру; все, начиная с Евсеева, обещавшего сыграть на гитаре и спеть. Мне предстояло читать со сцены заранее выбранные учительницей стихи, а так как моему чтению недоставало выразительности, меня отправили на выучку к даме, когда-то участвовавшей в любительских спектаклях. Она обучала меня искусству декламации, состоявшему в том, что с пафосом и дрожью в голосе произносилось каждое слово, но последнее слово в строке, на которое падала рифма, проговаривалось как можно более слитно со следующей строкой, чтобы рифму никто не заметил: актеры почему-то всегда стесняются стихотворной формы.
Уроки не пошли впрок: на вечере я прочел стихотворение как хотел, а не как учила меня артистка, и в конце вечера она мне сказала:
-Все не так, все не правильно. Но все равно молодец.
Но я не считал себя победителем,- тут была уже не моя и не её вина,- Я читал что-то трескучее, хотя и революционное, а вот мальчик Гогулин из другой школы читал стихотворение:
Отец твой был солдатом-коммунаром
В великом восемнадцатом году…
И я впервые почувствовал разницу между талантливым и бездарным, настоящим и дешевой подделкой, не имеющей права существовать. Разница меня больно кольнула: почему не я прочитал со сцены это хорошее стихотворение? (Эта мысль ранила не тщеславие, а что-то другое, поглубже). Через десять- двенадцать лет я встретился в Ленинграде с его автором, Василием Князевым, и вид этого немолодого поэта, своим красным носиком напомнившего мне постаревшего Воронцова, меня разочаровал.
Но это было далеко впереди,, а тогда подходила к концу зима 1918-1919 года. Как все эти первые революционные годы, она была исторической, но мы этого не знали -у нас были свои заботы, свои события…
Стычка с Киселевым. Я столкнул его с парты за то, что он посмел нарисовать карикатуру, на которой мы с Воронцовой тянемся друг к другу губами через проход между партами. Надо отдать должное художнику: несмотря на гигантские губы нас можно было узнать- может, это меня и разозлило. Удивился я лишь тому, что Киселев на меня не рассвирепел, скорее, зауважал за вспышку, и не пустил рисунок по классу, как это обычно делают, а взял и разорвал. Во вторую половину зимы Киселев вдруг исчез: оказалось, он сын полицейского надзирателя, которого еще в прошлом году расстреляли, а мать с сыном решили уехать из нашего города. Уже потом, спустя годы, я пытался понять, угадать, что мальчик мог чувствовать по-отношению к нам, ко всем остальным, - злость, ненависть или ничего особенного? А может, я уже и тогда об этом подумывал-, приходило же мне на ум, что для Воронцовой Изергин ближе меня потому, что их купеческие семьи могли дружить, ходить одна к другой в гости- словом, встречаться домами, пусть даже они этого фактически и не делали.
Стычка с Исуповым. Я прижал этого толстяка столом в угол класса так, что он завизжал, а его сестра чуть не выцарапала мне глаза. Собственно, брат пострадал как раз за сестру, которая распустила язычок насчет Воронцовой, Изергина и меня.
Еще событие. На лестнице перегнулась ко мне и поцеловала (я спускался по одному маршу, а она поднималась по другому) девочка с белокурыми локонами из параллельного класса. Ею все очарованы, за нею все ухаживали, с нею танцевали на праздничном вечере старшеклассники. Но я остался равнодушным, даже как её зовут не узнал. Вот если б это была Воронцова!
Новое разочарование: Воронцовой нравится, во всяком случае не противен этот жуир и нахал Губотенко из второго класса. Надо признать, он прекрасный гимнаст, никто лучше его не делает всклепку на турнике. И красив, собака, и уже танцует на школьных вечерах.
Рождественские каникулы. Я набрал из библиотеки интересных книжек: «Два адмирала» и «Блуждающий огонь» Фенимора Купера, «Упрямец Керабан» «Паровой дом» Жюля Верна. Читаю, хожу на каток, но мне не весело. Вот если бы встретить на катке Воронцову… Но серб сказал, что она простудилась и сидит дома. Скорей бы каникулы кончились и я опять увидел её. Только видеть её !
Папа сделал мне прекрасную ледяную гору Я каждый день разметаю лед и катаюсь в холодном одиночестве. О, если бы она каталась вместе со мной! Если бы она шла по улице, а я увидел её и позвал! Но это пустые мечты. Она живет далеко и никогда не бывает в наших местах… Вообще, чудес не бывает.
Верхушка горы на одной высоте с забором. И однажды я в самом деле увидел чудо: по противоположной стороне улицы шла о н а … вместе с той белокурой девочкой в локонах!
После того, как я узнал, что Воронцова любит Изергина и решил устраниться, я ни за что бы не позвал её сейчас кататься. Если бы не тетя Саня. Тетя Саня стояла рядом со мной и окликнула:
-Капа!
Девочки обернулись, увидели нас и сразу же перебежали дорогу. Оказывается, тётя Саня где-то в гостях познакомилась с белокурой девочкой (я и не знал, что её зовут Капой, Капитолиной) и та объявила ей, что знает меня и я ей нравлюсь… Так просто объяснилось чудо.
Девочки катались вдвоём, о чем-то говоря и смеясь, а я молча, как заведенный, катался один или с тетей Саней. Вверх-вниз. Вверх-вниз. Я боялся спугнуть этот сон и больше всего боялся, что они вдруг уйдут. Так мы катались до темноты. Так я не вымолвил ни одного слова.
Повесть «Домик на болоте», рассказывает о разоблачении немецкого шпиона, получившего доступ к важному открытию.
Леонид Рахманов — прозаик, драматург и киносценарист. Широкую известность и признание получила его пьеса «Беспокойная старость», а также киносценарий «Депутат Балтики». Здесь собраны вещи, написанные как в начале творческого пути, так и в зрелые годы. Книга раскрывает широту и разнообразие творческих интересов писателя.
Лили – мать, дочь и жена. А еще немного писательница. Вернее, она хотела ею стать, пока у нее не появились дети. Лили переживает личностный кризис и пытается понять, кем ей хочется быть на самом деле. Вивиан – идеальная жена для мужа-политика, посвятившая себя его карьере. Но однажды он требует от нее услугу… слишком унизительную, чтобы согласиться. Вивиан готова бежать из родного дома. Это изменит ее жизнь. Ветхозаветная Есфирь – сильная женщина, что переломила ход библейской истории. Но что о ней могла бы рассказать царица Вашти, ее главная соперница, нареченная в истории «нечестивой царицей»? «Утерянная книга В.» – захватывающий роман Анны Соломон, в котором судьбы людей из разных исторических эпох пересекаются удивительным образом, показывая, как изменилась за тысячу лет жизнь женщины.«Увлекательная история о мечтах, дисбалансе сил и стремлении к самоопределению».
Книга состоит из коротких рассказов, которые перенесут юного читателя в начало XX века. Она посвящена событиям Русско-японской войны. Рассказы адресованы детям среднего и старшего школьного возраста, но будут интересны и взрослым.
История борьбы, мечты, любви и семьи одной женщины на фоне жесткой классовой вражды и трагедии двух Мировых войн… Казалось, что размеренная жизнь обитателей Истерли Холла будет идти своим чередом на протяжении долгих лет. Внутренние механизмы дома работали как часы, пока не вмешалась война. Кухарка Эви Форбс проводит дни в ожидании писем с Западного фронта, где сражаются ее жених и ее брат. Усадьбу превратили в военный госпиталь, и несмотря на скудость средств и перебои с поставкой продуктов, девушка исполнена решимости предоставить уход и пропитание всем нуждающимся.
«Махабхарата» без богов, без демонов, без чудес. «Махабхарата», представленная с точки зрения Кауравов. Все действующие лица — обычные люди, со своими достоинствами и недостатками, страстями и амбициями. Всегда ли заветы древних писаний верны? Можно ли оправдать любой поступок судьбой, предназначением или вмешательством богов? Что важнее — долг, дружба, любовь, власть или богатство? Кто даст ответы на извечные вопросы — боги или люди? Предлагаю к ознакомлению мой любительский перевод первой части книги «Аджайя» индийского писателя Ананда Нилакантана.
Рассказ о жизни великого композитора Людвига ван Бетховена. Трагическая судьба композитора воссоздана начиная с его детства. Напряженное повествование развертывается на фоне исторических событий того времени.
Пятьсот лет назад тверской купец Афанасий Никитин — первым русским путешественником — попал за три моря, в далекую Индию. Около четырех лет пробыл он там и о том, что видел и узнал, оставил записки. По ним и написана эта повесть.