Люди на войне - [12]

В. И. Ленин как-то назвал Черчилля величайшим ненавистником Советской России. Это совершенно справедливо. Черчилль ненавидел советскую власть и лично Ленина. Выход России из войны, инициированный большевиками, он назвал «актом убийства». Выступая 11 апреля 1919 года на публичном митинге в Лондоне, он говорил, что «гибель каждого английского и французского солдата, убитого в прошлом году (то есть в 1918‐м. — О. Б.), — дело рук Ленина, результат не имеющего параллелей в мировой истории предательства по отношению к союзнику».

Идеалы и практика большевиков противоречили всему, во что верил и что защищал Черчилль.

Навеки погибли империя Петра Великого и либеральная Россия, о которой так долго мечтали и Дума, и только что созванное Учредительное собрание. Вместе с царскими министрами канули во тьму кромешную либеральные и радикальные политики и реформаторы… Верховный большевистский комитет, эта нечеловеческая или сверхчеловеческая организация, как вам угодно, — это сообщество крокодилов, обладавших образцовым интеллектом, взял власть 8 ноября… Пока еще не было проведено более детальное разрешение политических вопросов, в массы был брошен лозунг: «грабь награбленное». Крестьян поощряли на убийства помещиков и захват их поместий: на огромной территории распространились массовые и индивидуальные убийства и грабежи.

Мог ли предполагать Черчилль, что ему придется обсуждать в Кремле планы совместных действий против Германии с самым кровожадным из этого «сообщества крокодилов», пожравшим всех остальных? А потом еще и разделить с ним ужин? Поистине, прав был ироничный Николай Глазков: «Век двадцатый, век необычайный…»

Как-то в разговоре с Борисом Савинковым Черчилль назвал армию Деникина «моя армия». Русские политики, прослышав об этом, обиделись; обижаться было нечего. Дело было не только в том, что Черчилль, во многом вопреки мнению своего премьера, оказывал деникинцам материально-техническую и военную помощь. Похоже, в его бестактной фразе заключался двойной смысл. Позднее Черчилль писал:

Было бы ошибочно думать, что в течение всего этого года мы сражались на фронтах за дело враждебных большевикам русских. Напротив того, русские белогвардейцы сражались за наше дело. Эта истина станет неприятно чувствительной с того момента, как белые армии будут уничтожены и большевики установят свое господство на всем протяжении необъятной Российской империи…

Впечатления 1917–1920 годов наложили серьезный отпечаток на отношение Черчилля к СССР в дальнейшем, и, видимо, он принимал решения, сообразуясь не только с конкретной политической ситуацией, но и с собственными неприятными воспоминаниями. Во всяком случае, большевизм остался для него врагом номер один. До тех пор, пока с этой позиции его не вытеснил нацизм. Но так случилось в будущем.

Пока же Черчилль вернулся в лоно консервативной партии, в 1924 году был избран от нее в парламент и получил портфель министра финансов (1924–1929). При активном участии Черчилля в 1925 году ради восстановления роли Лондона как мирового финансового центра был введен золотой стандарт фунта стерлингов. Правда, по отзывам специалистов, министром финансов Черчилль был отнюдь не лучшим. В 1929 году на выборах победили лейбористы, и их лидер Рамсей Макдональд получил возможность сформировать однопартийное правительство. Естественно, лишился своего поста и Черчилль. Места в правительстве для него не находилось десять лет — даже когда кресло премьера занимали консерваторы Стенли Болдуин и Невилл Чемберлен. Причины тому были как личные — Черчилль был чересчур ярок и, возможно, излишне агрессивен в понимании его однопартийцев, — так и политические: он расходился с партийными лидерами во взглядах на важнейшие внешнеполитические проблемы.

В том числе на самую важную и тревожную в 1930‐е годы — проблему германской угрозы.

В 1934 году, выступая в палате общин, Черчилль с тревогой указывал на растущую мощь германского военно-воздушного флота и предрекал, что к концу 1935 года «германская авиация будет почти равна по числу самолетов и по своей боеспособности оборонительным воздушным силам нашей метрополии». И это в то время, когда

ни одна страна не является столь уязвимой, как наша, и ни одна не сулит грабителю большей наживы… Мы с нашей огромной столицей — этой величайшей мишенью в мире, напоминающей огромную жирную дорогую корову, привязанную для приманки хищников, — находимся в таком положении, в каком мы никогда не были в прошлом и в каком ни одна другая страна не находится в настоящее время…

Внимание Черчилля к авиации, как и вообще к военной технике, было не случайным и вполне оправданным. Авиация действительно сыграла решающую роль в период «битвы за Англию». Еще в годы Первой мировой войны Черчилль приложил руку к созданию «сухопутного линкора» — танка. В 1930‐е у него имелся консультант по военно-техническим и научным вопросам — профессор экспериментальной физики Оксфордского университета Фредерик Линдеман; их сотрудничество продолжилось и в годы Второй мировой войны. Предостережения Черчилля по поводу угрожающего роста германской авиации были поначалу проигнорированы премьер-министром Стенли Болдуином. Но вскоре он был вынужден признать свою ошибку. Тем не менее это не добавило Черчиллю популярности в консервативной партии.