Люди на болоте - [48]

Тут, попросив слова, необычайно громко, пламенно заговорил Рудой:

- Куреневцы! Все, что тут, так сказать, изложил наш учитель и интеллигент Степан Власович, надо каждому запомнить и взять на заметку. Он правильно нацеливает. Мужчины, а также и женщины, матери, подумайте, что скажут нам наши дети, когда вырастут темными, так сказать, неучами. Не скажут они нам своего спасиба. Ибо, как писал великий русский поэт Николай Алексеевич Некрасов, неучам в будущем жить будет намного тяжелее, чем всем нам, потому что, та-скать, наступит новая епоха. И неученым не будет дороги ни туда ни сюда!..

Куреневцы слушали его без интереса, изредка посмеивались: знали Рудого хлебом не корми, а дай слово сказать.

В это время дядьки и тетки узнали о тихом госте - все чаще куреневцы оглядывались на сени, искали взглядом чужую фигуру в полутьме дверей. Перестали оглядываться, притихли, когда Рудой сел и послышался сиплый, скрипучий голос старого Глушака:

- Конечно, детей держать дома в теперешнее время - не дело. Не столько той пользы и помощи от них, сколько баловства. А в школе - правду говорили тут - они могли бы набраться ума...

Глушак не только на собраниях, но и где-нибудь на завалинке говорить попусту не любил: слова, как деньги, выпускал неохотно, и слушали его так внимательно, будто он давал эти считанные деньги. Василь, да, видимо, и не один он, подумал - что же это могло втянуть старика в такую трату?

"Хочет, наверное, чтоб начальство услышало. Задобрить хочет..."

- Так, значит, и постановим, - сказал Дубодел, - чтоб дети, которые тут были зачитаны, с завтрашнего дня пошли в школу. А которые отцы не отправят детей, то пусть добра не ждут. И за это прошу всех поднять руки.

Он следил взглядом, который не давал надежды на пощаду, - руки куреневцев поднимались нелегко, но все же поднимались. Только после этого голосования дошла до него весть, что Апейка в хате, и он пригласил юровичского гостя к столу.

- А теперь, граждане деревни Курени, - невольно поглядывая на председателя волостного исполкома, заметно мягче заговорил Дубодел, перейдем ко второму вопросу - о том, какое у нас на сегодняшний день международное положение, и - про налоги... Положение наше на сегодняшний день " крепляется. Рабочие, все городские люди прочнее укрепляют смычку с деревней, а крестьяне по всей стране охотно платят налоги и выполняют все другие обязательства. Опять же - наши враги скрежещут зубами, но боятся сунуться к нам, потому что помнят гражданскую войну. Одно только плохо на сегодняшний день, что наш народ - братья наши и сестры, которых отделили от нас границей паны, страдают под гнетом и терпят от этих панов пятый год всякие издевательства...

Василь только приготовился слушать речь о самом важном, о налоге, который из всех дел на собрании лишь и беспокоил парня, как вдруг не увидел, а почувствовал - вошла Ганна. Весь вечер, на что бы ни смотрел, о чем бы йи думал, он ждал ее и потому заметил сразу, как только девушка появилась в дверях, вслед за Хадоськой.

Что-то горячее, как пар, обдало Василя. С этого момента он почти ничего не слышал, никого, кроме нее, не видел. Ни Дубодела, ни Апейки, никого другого будто и не было теперь в хате. Но в то время как он, сам того не желая, вопреки всему, о чем говорил разум, как завороженный, следил за каждым ее движением, она, хоть и не могла не знать, что он здесь, даже глазом не кинула в его сторону. Не то что без внимания, - без тени любопытства к Василю, с горделивым видом протиснулась она в толпе возле него, добралась до кровати и села рядом с Хадоськой. Что-то сказала Хадоське, лукаво улыбнулась, стала с усмешечкой поглядывать на Дубодела, слушать.

До Василя как сквозь воду дошла фамилия матери, прочитанная Дубоделом, - за ними числилось семь рублей тридцать две копейки недоимки...

Дубодела все время перебивали, переспрашивали, - удивлялись, объясняли, а потом, когда он наконец добрался до конца списка, окружили, зашумели, перебивая один другого.

Теперь часто обращались и к Апейке. Он слушал, просматривал квитанции, спрашивал то у Грибка, то у Дубодела, что-то отвечал, записывал. К столу протискивались и женщины, не только такие, как вдова Сорока, одинокая хозяйка, но и такие, мужья которых стояли возле Апейки или Дубодела: продирались, будто ждали, что их позовут на помощь. Парни почти все стояли у дверей или в сенях, - оттуда порой слышался девичий писк и смех. Василь остался там, где сидел; попробовал подойти к столу, но пробиться туда оказалось невозможно, и он~ вернулся на прежнее место. В другое время он, наверное, не отступил бы так просто, хотя бы потому, чтобы поддержать свое мужское достоинство, но теперь было не до этого.

С той же одержимостью, в которой все тревоги и надежды были связаны с Ганной, он стал раз за разом поглядывать туда, где о чем-то говорила с Хадоськой эта гордячка. В какой-то момент их взгляды встретились, но она сразу же отвела глаза...

Табачный дым висел так густо, что лампа начала мигать, когда Грибок объявил, что от волости про греблю скажет товарищ Апейка. Но Апейка и слова не успел промолвить, как Хоня крикнул: